Пауль Петрович Керес (1916-1975)- известный советский и эстонский шахматист, трехкратный чемпион Советского Союза, четыре раза становился чемпионом Эстонии. Один из сильнейших игроков планеты на протяжении 30-60-х годов XX века. По своему таланту он находится в одном ряду вместе с другими выдающимися шахматистами (Рубинштейн, Тарраш), которые, как и Керес, не стали чемпионами мира. Его прозвали «наследным принцем шахмат» и относят к сильнейшим среди тех, кто никогда не примерил шахматную корону.

Пауль Керес родился 7 января 1916 года в городе Нарва в семье Петера и Марие Керес. Любовь к шахматам у него возникла очень рано. Уже в 4 года юный игрок проводил баталии со старшим братом и отцом. Как-то раз, еще будучи совсем маленьким, глядя на игру папы, он посоветовал сделать ему сильный ход, после которого разъяренный соперник потребовал удалить из комнаты юного подсказчика.

Мать Пауля, которая занималась швейным делом, была категорически против занятий сына шахматами и нередко уничтожала любимые фигуры. Но это особо не останавливало его тягу к древней игре, тем более, что эти начинания поддерживал отец. В школу Пауль пошел в Пярну, куда в 1922 году переехала его семья. В это время его основным соперником выступал старший брат Харальд. Однажды, увидев в газете запись шахматной партии, они стали фиксировать и свои ходы во время поединков. Кроме того, братья занялись коллекционированием партий.

В 13 лет Пауль был самым сильным игроком в своей школе, поэтому решил принять участие в чемпионате родного города. Поначалу его не воспринимали всерьез, а из-за возраста вообще не хотели допускать к соревнованиям. Ради интереса Кересу разрешили сыграть 2 партии, в которых он победил. В оставшейся части турнира ему также не было равных. В итоге 8 из 8 и Пауль стал всерьез рассматриваться как очень перспективный игрок и был включен в состав сборной Пярну.

В 1929 году в Пярну приехал Владас Микенас с сеансами одновременной игры. Керес был одним из немногих кому удалось победить прославленного мастера. В 1930 году он первенствовал на всеэстонском турнире школьников, набрав 8 очков из 9. Позже Пауль еще дважды повторит этот успех.

К этому времени в Пярну не осталось равных соперников и Керес вновь занялся игрой по переписке, заняв в одном из таких состязаний 1 место (1932 год). Также дистанционно он решал шахматные задачи, чуть позже это увлечение превратилось в работу. Пауль будет публиковать в газете шахматные этюды, один из них - вариант продолжения королевского гамбита был назван в его честь.

Начало славного пути

В апреле 1933 года Пауль принял участие в турнире второй лиги, где на кону стояла ставка перехода в первую. До последнего тура ему удавалось сохранять лидерство, но затем он проиграл Каппе и не смог повысить свой статус. Однако на следующий год Керес добился права играть в первой лиге, правда, в качестве исключения- тринадцатым, так как не смог победить в отборочном турнире.

Дебют на международной арене состоялся у Пауля в 1935 году, когда он приял участие на всемирной Олимпиаде в Варшаве. Очень симпатичный и обаятельный юноша, практически не улыбавшийся и мало говоривший, тут же был окрещен «каменным гостем». Но его активный и наступательный стиль игры на этом турнире запомнился многим. В личном первенстве Керес был только пятым. Все изменилось на следующей Олимпиаде в Мюнхене, состоявшейся в 1936 году, где несмотря на скромное 10-е место своей страны, Керес оказался лучшим в личном зачете с 75% побед.

В этом же 1935 году Керес впервые стал чемпионом Эстонии, оказавшись сильнее Гуннара Фридеманна, а вскоре победил в тренировочном матче одного из лучших эстонских игроков Феликса Киберманна (+3=0-1). Год спустя он разделил с победу в Баднаугейме. Став чемпионом Эстонии 1937 года Керес отправился на серию европейских турниров. Во всех четырех соревнованиях в Маргете, Остенде, Праге и Вене он праздновал победу. Газеты уподобляли его с Паганини и сравнивали его с дровосеком, в том смысле, что выигрывает партии как дрова рубит.

Одним из важных событий в биографии эстонского шахматиста стал турнир в Земмеринге, на который по разным причинам не смогли приехать , Алехин и . Но и без них состав участников соревнования был очень сильным - , Флор, Файн и Решевский считались записными фаворитами. Керес на этом турнире был небезупречен и проиграл 2 партии, но все равно оказался первым. После этого Пауль стал официальным кандидатом на шахматную корону.

В 1938 году Керес поехал в Голландию на знаменитый АВРО-турнир, где его соперниками были настоящие легенды шахмат- А. Алехин, Р. Капабланка, М. Ботвинник, М. Эйве и другие. Молодой эстонский игрок был приглашен организаторами в статусе одного из сильнейших шахматистов. Соревнование проходило в два круга в семи городах Нидерландов. По его итогам Пауль разделил 1-2 места с Р. Файном, что можно считать грандиозным успехом. Чуть позже начались переговоры с Алехиным по поводу матча за чемпионство, но довести их до конца помешала война.

В 1939 году Керес, вопреки сопротивлению будущей жены Марии, поехал в СССР играть в тренировочном турнире Москва-Ленинград. Но особых лавров он ему не принес - ряд досадных поражений, в том числе от малоизвестных шахматистов и унылое 13-е место. В самом конце этого года Пауль начал матчевую встречу против М. Эйве. Она проходила как на качелях- сначала уверенно повел голландец 4:2, но затем Керес перехватил инициативу и выиграл четыре партии кряду, зеркально изменив положение дел. В итоге эстонец победил с перевесом в одно очко. Они должны были сыграть еще раз, но Пауль решил возобновить учебу в университете.

После насильственного включения Эстонии в состав СССР, Кереса вынудили выступать под эгидой советской федерации, арестовав все его счета. В 1940 году он принял участие в первом для себя чемпионате страны, но из-за поразившей его болезни выступил не совсем удачно, став только 4-м. Победы на этом турнире придут к нему чуть позже в 1947, 1950 и 1951 годах.

В годы Великой Отечественной Керес жил в Тарту и трудился в местной газете, редактируя шахматную рубрику. Во время фашистской оккупации немцы предложили ему мигрировать в Европу, но он отказался. И хотя советский режим шахматист недолюбливал, Пауль считал, что шахматы в этой стране находятся на высоком уровне и без средств к существованию он не останется. В это время он не оставлял игровую практику и со 100% результатом выиграл чемпионат Эстонии (1942). Также в 1942 и 1943 годах Керес сыграл турниры в Зальцбурге, в первом он остался позади Алехина, а во втором разделил с ним пальму первенства.

В 1948 году Пауль принял участие в матч-турнире за звание чемпиона мира по шахматам (состоялся с 02 марта по 18 мая в Гааге и Москве). Некоторые шахматные специалисты утверждают, что Керес и играли весьма слабо против Ботвинника и весьма уверено против шахматистов из других стран. Прослеживались элементы командной игры, в которой должен был победить именно советский шахматист. Не исключено, что партийным руководством, победителем турнира был «назначен» Михаил Ботвинник.

С 1953 года Керес начинает постоянно участвовать в турнирах претендентов, где четырежды подряд становился вторым. Даже его соперники восхищались подобным постоянством, а М. Ботвинник назвал Пауля сильнейшим турнирным бойцом. Кроме того, эстонский шахматист выступал во множестве представительных турниров, во многих из которых ему не было равных- Сантьяго (1957), Стокгольм (1960), Цюрих (1961), Будапешт (1970), Таллин (1971) и ряде других.

В конце жизни шахматиста стало подводить здоровье - сильно болели ноги, были проблемы с сердцем. Но он никогда особо не жаловался и вел активную шахматную жизнь до своих последних дней. В 1975 году он выиграл домашний турнир в Таллине и поехал на следующее соревнование в Ванкувер. 1 июня он возвращался авиарейсом из Канады и по дороге у него случился сердечный приступ. Через 4 дня Пауля Кереса не стало. Он похоронен на Лесном кладбище Таллинна.

Шахматные достижения

Пауль Керес - трехкратный чемпион СССР (1947, 1950, 1951), был неоднократным участником турниров претендентов, в которых четыре раза становился вторым. В 1948 году принимал участие в матче-турнире за мировую корону, разыгранном после смерти действующего чемпиона А. Алехина, где разделил 3-4 места. Он добился отличного результата на АВРО-турнире 1938 года (1-2 места), участвовал в 10 шахматных Олимпиадах (три за Эстонию и семь за Советский Союз). Пауль Петрович имеет положительный баланс встреч с тремя чемпионами планеты-Капабланкой, и Эйве. Он оказался единственным шахматистом, которому в разное время в отдельных партиях удалось победить 9 мировых чемпионов.

За годы своей активной шахматной карьеры (1937-1975) Пауль Керес участвовал в 67 международных турнирах, из которых в 29 победил либо разделил первое место. Из 909 официальных партий на этих соревнованиях он выиграл в 413 (45%), а уступил в 89. Всего им было сыграно 1934 партии, в 952 он одержал победу (49%), а в 188 проиграл.

Керес блестящий мастер шахматной композиции и известный теоретик открытых дебютов. Хорошо известен как приверженец живой фигурной игры с развитием наступательной инициативы.

Личная жизнь

Супругой Пауля Кереса была филолог по образованию Мария Рийвес, которая вышла за него замуж в 1941 году. Она пережила своего мужа на 39 лет, скончавшись в 2014 году. У пары родилось двое детей- старший сын Пеэтер и дочь Кадрин.

Память о великом шахматисте

Когда еще Эстония не входила в Еврозону, в обращении были банкноты в 5 крон с изображением Пауля Кереса.

Купюра в 5 крон с изображением Пауля Кереса (1994 год)

В 2016 году Эстония широко отметила 100-летний юбилей своего земляка. К этому событию был приурочен выпуск памятных марок и монет (2 евро) с изображением мастера, а также проведен мемориальный турнир по рапиду.

В честь Пауля Петровича установлены памятники в Таллине на одноименной улице, где до 2014 года проживала вдова Мария Августовна, в Пярну рядом с гимназией, где он учился и на его малой родине в Нарве.

Пауль Керес был выбран лучшим спортсменом Эстонии XX века, а ФИДЕ провозгласила 2016-й годом Кереса. Ежегодно в эстонской столице организуются международные шахматные турниры в память о Кересе.

• Пауль Петрович был увлеченным человеком. Его интересовала политика, музыка, спорт. Он сумел добиться первого разряда по теннису и даже участвовал в первенстве СССР по этому виду спорта.
• Керес известен любопытным увлечением - запоминанием различной информации о международных авиарейсах, поэтому частенько был организатором зарубежных поездок.
• Пауль славился феноменальным умением играть по переписке с десятками соперников, а однажды он вел одновременно 150 партий.
• После насильственного включения Эстонии в состав СССР (1940) Керес наряду со многими местными политиками и деятелями культуры намеревался эмигрировать на Запад. Но посланный за ними катер из Швеции так и не прибыл в район Хаапсалу. Так Пауль стал вынужденно гражданином СССР.
• Пауль Керес всегда отличался глубокой интеллигентностью, скромностью и сдержанностью, за что его прозвали «великим молчальником».

Подборка партий

1. c4 e5 2. Nf3 Nc6 3. Nc3 Nf6 4. d4 exd4 5. Nd5 Nxd5 6. cxd5 Nb4 7. e4 dxe3 8. Bxe3 Be7 9. Bc4 O-O 10. O-O a5 11. Re1 d6 12. Qd2 Bf6 13. a3 Na6 14. Rac1 c5 15. h3 a4 16. Bg5 Nc7 17. Qf4 Bxg5 18. Nxg5 h6 19. Ne4 b5 20. Ba2 Ra6 21. Rc3 Kh8 22. h4 c4 23. Rd1 Bb7 24. Qf5 Qc8 25. Qh5 f5 26. Rg3 fxe4 27. Qg6 Ne8 28. Qxe4 Qf5 29. Qe2 Qf7 30. Bb1 Nf6 31. Bg6 Qd7 32. Re3 Nxd5 33. Rxd5 Bxd5 34. Re7 Qd8 35. g4 Ra8 36. g5 Bf3 37. gxh6 gxh6 38. Qe3 Rf4 39. Qc3+ 1-0 1. c4 e6 2. Nc3 d5 3. d4 Nf6 4. Bg5 Nbd7 5. Nf3 Be7 6. e3 O-O 7. Rc1 c6 8. Bd3 dxc4 9. Bxc4 b5 10. Bd3 a6 11. a4 Bb7 12. O-O Rc8 13. Qe2 b4 14. Ne4 Nxe4 15. Bxe7 Qxe7 16. Bxe4 a5 17. Rfd1 Nf6 18. Nd2 e5 19. Bf5 Rcd8 20. Nb3 exd4 21. Rxd4 Rxd4 22. Nxd4 Rd8 23. Qc2 g6 24. Bd3 Ng4 25. Qe2 c5 26. Qxg4 cxd4 27. e4 Qe5 28. Qg3 Qxg3 29. hxg3 Rc8 30. Rxc8+ Bxc8 31. Bc4 Kg7 32. Kf1 Bb7 33. f3 f5 34. e5 g5 35. Ke2 g4 36. Be6 Kg6 37. fxg4 fxg4 38. Bxg4 Bc6 39. Kd3 Bxa4 40. Kxd4 Be8 41. Kc4 Kg5 42. Bc8 h5 43. g4 h4 44. e6 Kf6 45. Bd7 Bxd7 46. exd7 Ke7 47. Kb5 Kxd7 48. Kxa5 b3 49. Kb4 Ke6 50. Kxb3 Kf6 51. Kc2 Kg5 52. Kd2 Kxg4 53. Ke2 Kg3 54. Kf1 h3 55. gxh3 Kxh3 56. b4 1-0 1. d4 e6 2. Nf3 Nf6 3. c4 d5 4. Nc3 Nbd7 5. Bg5 c6 6. e3 Qa5 7. Nd2 Bb4 8. Qc2 O-O 9. Be2 e5 10. Bxf6 Nxf6 11. dxe5 Ne4 12. Ndxe4 dxe4 13. O-O Bxc3 14. Qxc3 Qxc3 15. bxc3 Re8 16. Rfd1 Kf8 17. Rab1 Rxe5 18. Rb2 Ke7 19. Rd4 f5 20. Kf1 b6 21. Ke1 Be6 22. Kd1 Ra5 23. Kc1 c5 24. Rd1 Rd8 25. Rxd8 Kxd8 26. Rd2+ Ke7 27. Kb2 b5 28. a3 Bxc4 29. Bxc4 bxc4 30. Rd5 Ke6 31. Rd8 Rb5+ 32. Kc2 Rb3 33. Re8+ Kf6 34. Rc8 Rxa3 35. Rc6+ Kg5 36. Kb2 Ra5 37. Rc7 Kh6 38. f3 exf3 39. gxf3 g5 40. e4 f4 41. e5 Kg6 42. e6 Kf6 43. Rxh7 Kxe6 44. h4 gxh4 45. Rxh4 Kf5 46. Rh7 Rb5+ 47. Kc2 a5 48. Rf7+ Kg5 49. Rg7+ Kf6 50. Rg4 Kf5 51. Rg8 Rb6 52. Ra8 Re6 53. Rxa5 Re5 54. Kd2 Kg5 55. Ra8 Kh4 56. Rg8 Rg5 57. Re8 Rg2+ 58. Ke1 Kg3 59. Re5 Kxf3 60. Rxc5 Ke3 61. Kf1 Rc2 62. Rxc4 f3 0-1 1. d4 Nf6 2. c4 e6 3. Nc3 Bb4 4. Nf3 b6 5. g3 Bb7 6. Bg2 Qc8 7. O-O c5 8. Nb5 cxd4 9. Bf4 Na6 10. Bd6 Qxc4 11. Qa4 Bc6 12. Nfxd4 Bxg2 13. Qxa6 Bxf1 14. Rxf1 Qxd4 15. Nxd4 Bxd6 16. Nb5 Ke7 17. Rd1 Bc5 18. a3 Ne4 19. Rxd7+ Kf6 20. Qb7 1-0 1. e4 e5 2. Nf3 Nc6 3. Bb5 a6 4. Ba4 d6 5. c4 Bd7 6. Nc3 g6 7. d4 Bg7 8. Be3 Nf6 9. dxe5 dxe5 10. Bc5 Nh5 11. Nd5 Nf4 12. Nxf4 exf4 13. e5 g5 14. Qd5 Bf8 15. Bxf8 Rxf8 16. O-O-O Qe7 17. Bxc6 Bxc6 18. Qd3 Bd7 19. Nxg5 O-O-O 20. Nf3 f6 21. exf6 Rxf6 22. Rhe1 Qb4 23. Qxd7+ 1-0 1. Nf3 d5 2. d4 Nf6 3. c4 e6 4. Nc3 c5 5. cxd5 Nxd5 6. e4 Nxc3 7. bxc3 cxd4 8. cxd4 Bb4+ 9. Bd2 Bxd2+ 10. Qxd2 O-O 11. Bc4 Nd7 12. O-O b6 13. Rad1 Bb7 14. Rfe1 Rc8 15. Bb3 Nf6 16. Qf4 Qc7 17. Qh4 Rfd8 18. Re3 b5 19. Rde1 a5 20. a4 b4 21. d5 exd5 22. e5 Nd7 23. Ng5 Nf8 24. Nxh7 Nxh7 25. Rh3 Qc1 26. Qxh7+ Kf8 27. Rhe3 d4 28. Qh8+ Ke7 29. Qxg7 Rf8 30. Qf6+ Ke8 31. e6 1-0 1. e4 e5 2. Nf3 Nc6 3. Bb5 a6 4. Ba4 Nf6 5. O-O Be7 6. Re1 b5 7. Bb3 d6 8. c3 Na5 9. Bc2 c5 10. d4 Qc7 11. a4 b4 12. cxb4 cxb4 13. h3 O-O 14. Nbd2 Be6 15. Nf1 Rfc8 16. Ne3 g6 17. b3 Nh5 18. Bb2 Bf6 19. Rc1 exd4 20. Nxd4 Qd7 21. Rb1 Rc5 22. Ndf5 Bxf5 23. exf5 Bxb2 24. Rxb2 Re8 25. Bd3 Qc6 26. Qg4 Qb6 27. Rbe2 Rce5 28. fxg6 hxg6 29. Bxg6 fxg6 30. Qxg6+ Kh8 31. Nf5 R8e6 32. Qxh5+ Kg8 33. Qg5+ Kf8 34. Qg7+ Ke8 35. Nxd6+ Qxd6 36. Rxe5 Rxe5 37. Rxe5+ Kd8 38. Rxa5 Qd1+ 39. Kh2 Qd6+ 40. Qe5 Qxe5+ 41. Rxe5 1-0 1. d4 Nf6 2. c4 g6 3. Nf3 Bg7 4. g3 c6 5. Bg2 d5 6. cxd5 Nxd5 7. O-O O-O 8. Nc3 Nxc3 9. bxc3 c5 10. Ba3 cxd4 11. Nxd4 Qc7 12. Qb3 Bf6 13. Rfd1 Nd7 14. c4 Nc5 15. Qb4 Ne6 16. Nb5 Qe5 17. Rac1 Rd8 18. Rd5 Rxd5 19. cxd5 a6 20. Na7 Nd4 21. Rxc8+ Rxc8 22. Nxc8 Qxe2 23. h4 Nf5 24. Qe4 1-0 1. Nf3 d5 2. c4 d4 3. e3 Nc6 4. exd4 Nxd4 5. Nxd4 Qxd4 6. Nc3 Bg4 7. Qa4+ c6 8. d3 Nf6 9. Be3 Qd7 10. d4 e6 11. f3 Bf5 12. O-O-O Bd6 13. g4 Bg6 14. h4 h5 15. g5 Nh7 16. c5 Be7 17. d5 O-O 18. dxc6 Qxc6 19. Qxc6 bxc6 20. Rd7 Rfe8 21. Ba6 e5 22. Rc7 Nf8 23. Bb7 Rab8 24. Bxc6 Ne6 25. Bxe8 Nxc7 26. Bd7 a5 27. c6 Rb4 28. b3 f6 29. Kb2 fxg5 30. hxg5 Bf7 31. Rd1 Rh4 32. Rd2 Rh1 33. f4 Bb4 34. fxe5 Bg6 35. a3 Bxc3+ 36. Kxc3 h4 37. e6 Re1 38. Kd4 Kf8 39. Bf2 Nxe6+ 40. Kd5 Nc7+ 41. Kc5 1-0 1. e4 e6 2. d4 d5 3. Nd2 c5 4. exd5 exd5 5. Ngf3 Nc6 6. Bb5 Qe7+ 7. Be2 cxd4 8. O-O Qc7 9. Nb3 Bd6 10. Nbxd4 a6 11. b3 Nge7 12. Bb2 O-O 13. Nxc6 bxc6 14. c4 Be6 15. Qc2 dxc4 16. Bxc4 Bxc4 17. Qxc4 Rfb8 18. h3 Rb5 19. Rac1 Rc8 20. Rfd1 Ng6 21. Nd4 Rb6 22. Ne6 Qb8 23. Ng5 Rb7 24. Qg4 Bf4 25. Rc4 Rb5 26. Nxf7 Re8 27. g3 Qc8 28. Rxf4 Qxg4 29. Rxg4 Kxf7 30. Rd7+ Re7 31. Rxe7+ Kxe7 32. Bxg7 Ra5 33. a4 Rc5 34. Rb4 Ke6 35. Kg2 h5 36. Rc4 Rxc4 37. bxc4 Kd6 38. f4 1-0 1. d4 Nf6 2. c4 e6 3. Nc3 d5 4. Bg5 Be7 5. e3 O-O 6. Nf3 Nbd7 7. cxd5 exd5 8. Bd3 c6 9. Qc2 Re8 10. h3 Nf8 11. O-O Nh5 12. Bxe7 Qxe7 13. Rab1 Nf6 14. b4 Be6 15. Na4 Ne4 16. Nc5 Nd6 17. a4 f6 18. Rfc1 Bf7 19. Nd2 g6 20. b5 cxb5 21. axb5 Rec8 22. Qb3 Nd7 23. Qb4 Ne4 24. Ndxe4 dxe4 25. Bxe4 b6 26. Bxa8 bxc5 27. Rxc5 Nxc5 28. Bc6 a6 29. dxc5 axb5 30. Qxb5 1-0 1. d4 Nf6 2. c4 e6 3. Nc3 Bb4 4. Qc2 Nc6 5. Nf3 (5. e3 e5 6. d5 Ne7 7. Nf3 Bxc3+ 8. Qxc3 d6 9. Be2 O-O 10. O-O Ne4 11. Qc2 f5 $10 {Keres-Aljechin/Dresden/ 1936/}) 5... O-O $6 (5... d6 6. Bg5 $6 (6. e3) (6. a3) 6... h6 $1 7. Bxf6 $15 (7. Bh4 g5 8. Bg3 g4 $17)) (5... d5 {Kotov-Botvinnik/Leningrad/1939/}) 6. Bg5 h6 7. Bh4 d6 (7... g5 8. Bg3 g4 9. Nh4 Nxd4 10. Qd2) 8. e3 (8. O-O-O $5 {Euwe}) (8. a3 $2 {Wasting time. Zeitverlust}) 8... Qe7 9. Be2 e5 10. d5 (10. O-O {/\ 11.Nd5} Bxc3 $8 11. bxc3 (11. Qxc3 g5 12. Bg3 Ne4 13. Qc2 f5 $17) 11... g5 12. Bg3 Nh5 $10) 10... Nb8 11. Nd2 $1 {/\ 12.0-0, 13.Rae1, 14.f4->>>} (11. O-O g5 12. Bg3 Bxc3 13. bxc3 (13. Qxc3 Ne4 14. Qc2 f5 $15) 13... Nbd7 $15) 11... Nbd7 (11... Re8 12. Bxf6 $1 (12. O-O Bxc3 13. Qxc3 Ne4 $10) 12... gxf6 (12... Qxf6 13. Qa4 $18) 13. Bd3 $16) 12. O-O a5 13. Rae1 Re8 14. f4 $1 {/\ 15.f5, 16.Nde4 ->} Bxc3 (14... Bc5 15. Kh1 Bxe3 16. fxe5 $1 dxe5 (16... Qxe5 17. Nb5 $16) (16... Nxe5 17. Nde4 $16) 17. Nb5 Bb6 18. Ne4 $146 {->}) 15. Qxc3 (15. bxc3 exf4 16. exf4 Qf8 $13) 15... Ne4 $1 16. Nxe4 Qxh4 17. g3 Qe7 18. Bg4 {/\ 19.Bd7, 20. f5 +/-} (18. f5 $142 Nf6 19. Bd3 Nxe4 20. Bxe4 $14 {The bishop is inhibiting counterplay on the queenside. Der Lдufer behindert das Gegenspiel am Damenflьgel.}) 18... Nf6 (18... Nc5 19. Nxc5 dxc5 20. Bxc8 Raxc8 21. Qxa5 $16) 19. Nxf6+ Qxf6 20. Bxc8 Raxc8 {White is better: 1. more space 2.a clear lplan f5, e4, g3-g4-g5 -> WeiЯ steht besser: 1. GrцЯerer Raum 2.Klarer Spielplan f5, e4,g3-g4-g5 ->} (20... Rexc8 21. fxe5 Qxe5 22. Qxe5 dxe5 $14) 21. Rf2 $6 {/\ 22.Qa5} (21. Qxa5 $6 exf4 22. exf4 Qxb2) (21. f5 $142 {/\ 22.e4} e4 22. Qxf6 gxf6 23. Rd1 $16 {/\ Rf4, Kd4, Rh4, Rd1-f1-f4 then winning the e4-pawn. nebst Eroberung des Bauern e4.}) 21... b6 $2 {And Black takes up the chance to meet the aforementioned plan with a counter-offensive on the queenside: c6 and if dc then bc!. Hiermit nimmt sich Schwarz die Mцglichkeit,den oben skizzierten Plan mit einer Gegenoffensive am Damenflьgel (c6 und falls dc so bc!) zu beantworten.} (21... Ra8 $142) 22. Ref1 (22. f5 $142) (22. e4 $142) 22... Qg6 $2 (22... exf4 $1 23. Qxf6 gxf6 24. Rxf4 Rxe3 25. R1f2 $1 {/\ 26.Rf6+/-/+/=} (25. Rxf6 Re2 $1 $132)) 23. f5 $1 (23. fxe5 Rxe5 24. Rxf7 Qxf7 25. Rxf7 Kxf7 $10) 23... Qf6 24. e4 $1 c6 25. dxc6 Rxc6 26. a4 $1 {/\ g3-g4-g5} Kf8 27. Rd1 Rec8 28. b3 Ke7 (28... Qg5 29. f6 $1) 29. Qf3 Kd7 30. h4 Kc7 31. Kf1 Kb7 32. Ke2 R8c7 (32... Rh8 33. Rh2 h5 34. Rg1 {/\ g4, Rg4-> >

Пауль

Впервые мы встретились с Кересом в 1938 году в Голландии во время АВРО-турнира. Пауль был высоким, стройным и тонким, черты лица – почти ангельские. Ел мало, говорил тоже немного, не улыбался, одет подчеркнуто аккуратно. Группа участников была приглашена к мастеру С. Ландау, был там и судья турнира Г. Кмох с супругой. Мадам Кмох тут же окрестила Пауля "Каменным гостем"…

Появился Пауль Керес на международной шахматной арене в 1935 году, на Всемирной Олимпиаде в Варшаве. 19-летний Пауль играл на первой доске в команде Эстонии. Пожалуй, это был первый мастер, которого дала Эстония шахматному миру. Рига Вильнюс давно были известны своими шахматными традициями но Таллин ранее не поставлял шахматных талантов.

Однако олимпиада всего лишь олимпиада, и в 1936 году на знаменитый международный турнир в Ноттингеме Кереса не пригласили. Наряду с чемпионом мира Эйве и тремя экс-чемпионами – Ласкером, Капабланкой и Алехиным – там играли четыре молодых гроссмейстера: Флор, Решевский, Файн и Ботвинник (юный Керес тогда еще не был признан).

Год спустя в Австрии, в двух городах – Земмеринге и Бадене – также проходил сильный турнир, в котором участвовали Капа, Флор Файн, Решевский, Петров, Элисказес, Рагозин. Вот туда Пауля пригласили. И что же? Новичок сыграл блестяще – он легко завоевал первый приз. Шахматный мир был поражен. О Кересе заговорили как о будущем чемпионе мира! Но нашлись, конечно, и сомневающиеся – ведь это был его первый большой успех…

Сомнения отпали в конце 1938 года. Голландская радиокомпания АВРО стала организатором феноменального по силе турнира: чемпион мира Алехин, экс-чемпионы Капабланка и Эйве, пять молодых гроссмейстеров – Флер, Решевский, Ботвинник, Файн и Керес (даже Эм. Ласкер не был приглашен). Первые два места поделили Керес и Файн. Права Пауля играть матч с чемпионом мира Алехиным (правил проведения соревнований на первенство мира тогда не было) стали очевидными. Капабланка (он мечтал, чтобы кто-нибудь победил его шахматного недруга Александра Алехина) отвел после турнира Кереса в сторонку и убеждал его не играть матч с чемпионом мира в Южной Америке – там-де у Алехина много друзей…

Конечно, Паулю не повезло в его шахматной карьере. В другое время, вероятно, он стал бы чемпионом мира. А в 40-50-х годах нашего столетия он мог завоевать первенство мира лишь потеснив с шахматного Олимпа автора этих строк. Справедливости ради добавим, что примерно в таком же положении оказались и Бронштейн, и Смыслов, и Таль… Спорный вопрос, что лучше: один раз играть матч на первенство мира или четырежды быть вторым в соревнованиях претендентов? Кересу удалось последнее.

Я должен быть благодарен Паулю. Если бы не он, на протяжении 1938-1948 годов я бы не сумел так далеко продвинуться в области шахмат. В 1938-м (АВРО-турнир) и 1940-м (чемпионат СССР) Пауль меня превзошел. Напряженная подготовительная работа позволила мне опередить Кереса в следующем году (матч-турнир 1941 года). Еще более напряженная работа в 1947-1948 годах дала мне преимущество в матч-турнире на первенство мира.

Да, чтобы опередить Кереса, надо было сделать многое – он был блестящим шахматистом. Исключительно точный и быстрый счет вариантов, тонкое позиционное понимание, комбинационное зрение и мастерство в атаке, глубокая эрудиция – таковы его шахматные достоинства. И человеческие его качества заслуживают уважения.

Жизнь Кереса была посвящена шахматам. Он играл в турнирах давал сеансы, знал все, что имело отношение к шахматам, много анализировал и много писал, наконец, был шахматным композитором. Он выпустил много книг, в этом отношении следуя старым традициям крупных мастеров. Тогда чего же ему не хватало, чтобы достичь шахматной вершины?

Думаю, в критические моменты Паулю не хватало стойкости характера. Когда он испытывал давление большой силы, он просто-напросто играл ниже своих возможностей. Видимо, у него был и шахматный недостаток – Керес любил открытые начала, он их чувствовал очень тонко. Современные же закрытые дебюты он, конечно, знал, но недолюбливал. Этим пользовались его партнеры.

Иногда наше соперничество принимало излишне резкие формы как это было в 1948 и 1952 годах. Увы, из песни слова не выкинешь! О наших неприятных стычках по молчаливому согласию мы в наших беседах никогда не вспоминали и впоследствии подружились.

Со временем Пауль ко мне "привык" и, демонстрируя свою силу учил меня уму-разуму, "испортив" мне два турнира (чемпионат СССР 1955 года и турнир памяти Алехина 1956 года). Выиграв партию, он не мог скрыть радости и говорил: "Улучшаем счет!"

Как турнирный (не матчевый) боец Керес вряд ли кому-либо уступал на земном шаре. Он трижды становился чемпионом СССР (в 1947, 1950 и 1951 годах), четыре раза подряд был вторым призером в отборочных матч-турнирах претендентов на мировое первенство (в Цюрихе 1953 года, Амстердаме 1956 года, в Бледе – Загребе – Белграде 1959 года и Кюрасао 1962 года). Вот неполный перечень послевоенных международных турниров, где он был победителем: Щавно-Здруй – 1950 год, Будапешт – 1952 год, Гастингс – 1954/55 год Мар-дель-Плата и Сантьяго – 1957 год, Стокгольм – 1960 год Цюрих – 1961 год, Лос-Анджелес – 1963 год, Гастингс – 1964/65 год, Марианске-Лазне – 1965 год, Бамберг – 1969 год, Будапешт – 1970 год, Таллин – 1971 год! У кого еще есть такие же достижения?

Но Пауль играл и в теннис, имел первый разряд и даже был участником чемпионата СССР! Артистически сидел за рулем автомашины, был в курсе всех политических и спортивных событий. Расписание самолетов во всем мире изучил в совершенстве: когда какая-либо шахматная делегация оказывалась за рубежом, маршрут всегда прокладывал Керес – он мог дать любую справку. Он, конечно, был кумиром всей Эстонии; его любили и советские шахматисты и поклонники шахмат во всем мире. Пауль много играл, много путешествовал, и его книги издавались на разных языках.

С возрастом Керес становился общительнее, остроумнее и, пожалуй, добрее.

Последний раз в турнире мы встретились в 1969 году в Вейк-ан-Зее (Голландия). Там я простудился, но продолжал игру в соревновании. Лежу в постели, анализирую на карманных шахматах отложенную позицию с Портишем – трудный эндшпиль… Неожиданно стук в дверь, и входит Пауль: "Ну что, спасаетесь?"

Объясняю, что нашел после долгих поисков одну уникальную ничейную позицию, но как ее получить – не могу придумать. Взял Керес у меня карманные шахматы, подумал и, возвращая шахматы, сказал: "А что, если сыграть так-то?" Посмотрели мы друг на друга, и овладел нами неудержимый хохот – Пауль нашел простой способ получения искомой позиции. При доигрывании Портиш был потрясен – ничья!

Пауль не любил ходить на совещания и заседания, но общественных забот не сторонился. Пригласил я его однажды участвовать в приеме группы гроссмейстеров на высоком уровне. Керес охотно согласился и энергично защищал там интересы шахмат. Последнее время Керес продолжал играть в турнирах, может быть, не так часто, как в молодые годы. Но все любители шахмат прекрасно помнят, что "Матч века" в 1970 году в Белграде закончился в нашу пользу лишь благодаря игре Кереса.

В начале 1975 года Керес победил на турнире в Таллине, а в мае – в Ванкувере (Канада). Играть ему было нелегко – пошатнулось здоровье. Он никогда не жаловался, лишь в ответ на настойчивые расспросы, посмеиваясь, пожимал плечами и слегка раскачиваясь, признавался: "Болят ноги". А о том, что и сердце пошаливало, никогда не говорил: не был нытиком. Внешне он всегда был готов к бою!

Возвращаясь с турнира в Канаде, Керес 1 июня в Хельсинки почувствовал себя плохо, лег в больницу, и через четыре дня большого шахматиста не стало. После смерти Александра Алехина в 1946 году это самая большая потеря, которая постигла шахматный мир (А. Рубинштейн умер позднее Алехина, но страшная болезнь заживо похоронила Рубинштейна значительно раньше).

Каким Пауль пришел в шахматы – прямым, сдержанным, благожелательным, безмерно преданным любимому делу, – таким он и ушел, разве внешне чуть отяжелевшим, но умудренный опытом, оставив любителям шахмат свои партии, аналитические труды и добрую память о себе как о бесстрашном бойце.

Павел Петрович (к 75-летию П. Кереса)

Постепенно он привык к этому обращению; понял, что к нему относились дружелюбно и уважительно. Да, в Советском Союзе Пауль Керес был популярен, его любили – и не только у нас, но и за рубежом.

Познакомились мы в 1938 году в Амстердаме, во время АВРО-турнира, где играли 8 сильнейших шахматистов мира. Керес и Файн поделили первое место.

Тонкий и стройный Пауль был неразговорчив. В гостях у арбитра турнира Г. Кмоха Керес не сказал ни слова. "Каменный гость", – заметила хозяйка дома… Всегда подтянутый, застегнутый на все пуговицы, неторопливо записывающий ходы каллиграфическим почерком – а шел ему всего 23-й год…

Еще за два года до АВРО-турнира Керес не получил приглашения на знаменитый турнир в Ноттингеме. Но в 1937 году он блестяще победил в турнире в Земмеринг-Бадене, и шахматный мир оценил молодого эстонца по достоинству.

Керес взошел на шахматный Олимп сравнительно поздно. Он мало действовал как шахматист-практик, а увлекался игрой по переписке. Да это и понятно – в маленькой Эстонии у него не было достойных партнеров. Но игра по переписке (несомненно более глубокая, нежели игра за доской), с одной стороны, помогала Кересу лучше понять суть шахмат, а с другой?

Как я и обещал в статье о 15-м чемпионате СССР, предоставляю слово замечательному эстонскому шахматному журналисту и литератору Вальтеру Хеуэру, ушедшему из жизни в 2006 году. За книгу «Наш Керес» (1977) он удостоился республиканской литературной премии – редчайший случай в шахматной литературе. Ее выход на русском языке в 2004 году стал событием. К сожалению, в книгу не вошла статья «Тайна Пауля Кереса», которая подвела итог многолетним исследованиям Хеуэра самого загадочного периода в жизни эстонского гения (1944–48). Она была опубликована в журнале «Шахматы в России» (№ 1 и 2, 1996) к 80-летию Кереса. К сожалению, тираж был небольшой, и сейчас те номера днем с огнем не найдешь. Мне бы не хотелось, чтобы «тайна Пауля Кереса», к разгадке которой ближе всех подошел именно Хеуэр, канула в Лету вместе с журналом (вставки мелким шрифтом принадлежат мне).

Сергей Воронков

Вальтер ХЕУЭР
ТАЙНА ПАУЛЯ КЕРЕСА

Досталось ли Кересу «на орехи» от советских властей в первые послевоенные годы? Этот вопрос задавался неоднократно. Известный английский историк Леонард Барден на страницах «Guardian» (1990) жалуется: «Странно, что в пору гласности из Москвы поступило так мало сведений о трех критических годах в карьере великого эстонца». После выхода в 1977 году первой части моей книги «Наш Керес» (в 2004-м издана на русском языке. – С.В.) я постоянно занимаюсь этой проблемой. Раньше это можно было делать только подпольно, в независимой же Эстонии моей работе ничто не мешает. Однако теперь с получением информации из Москвы приходится преодолевать затруднений больше, чем в прежние времена – с добыванием ее на Западе. Тем не менее, я уверен, «тайна Кереса» находится на пути к раскрытию…

От первого года советской оккупации Керес не испытал больших потрясений, хотя его журнал «Eesti Male» был закрыт, а личный счет в банке – призы за блестящие турнирные победы – «национализирован» (между прочим, в документах тогдашней службы безопасности его имя упоминается только в связи с этими деньгами). 9 мая 1941 года Керес направил письмо издателю английского журнала «Chess» Б.Вуду. Он писал: «Наше общее желание – чтобы эта мерзкая война кончилась как можно скорее… Надеюсь, что скоро мы вновь встретимся на шахматном турнире в мирной Европе!» Жестокая насмешка судьбы: письмо попало на страницы «Chess», когда родной город Кереса лежал в руинах, а конец войны был далек как никогда. Но едва грохот боев в Тарту стих, Керес сказал невесте: «Теперь мы можем пожениться. Что бы ни случилось, у немцев шахматы в таком же почете, как и у русских, так что я сумею заработать ими на пропитание».

Сегодня его наивность кажется поразительной. Но молодому человеку, далекому от политики и всецело преданному шахматам, и в голову не могло прийти, что «передвигание деревяшек» (так выражался сам Керес) может подпасть под статью о сотрудничестве с оккупантами. Учтите, что для эстонца русские были такими же оккупантами, как и немцы, а после мрачного года советской жизни немцы могли даже показаться освободителями. Спорили о том, был ли Керес антикоммунистом? Другом фашистов? Ни то, ни другое. Он был истинным рыцарем Каиссы и в то же время патриотом своей страны, которую никому не хотел отдавать.

По воле Судьбы человек, которого называли «великим молчальником», должен был до самой смерти скрывать в себе эти столь естественные чувства. Как пишет Бент Ларсен («New in Chess» № 2, 1993), «о своей жизни он рассказывал очень мало, обычно уклоняясь от этой темы… Все восхищались его спокойствием и сдержанностью, но, на мой взгляд, в этом мало интересного». Легко говорить такое вольному сыну Дании. Гарри Голомбек, старый друг Кереса, вспоминает эпизод, случившийся на олимпиаде в Амстердаме (1954): «Он так блестяще победил Шайтара, что капитан советской команды Котов заявил: “Вот подлинно советская партия!” Я рассказал об этом Кересу, и тот с горячностью, какой я от него никогда не ожидал, воскликнул: ”Нет, это подлинно эстонская партия!” Однако подобная откровенность была редким исключением, каковую Керес позволял себе лишь с самыми близкими людьми под влиянием спонтанного чувства протеста.

Осенью 1941 года немецкий журнал «Schach-Echo» возгласил: «Гроссмейстер Керес вырвался живым и невредимым из русского ада». Нацистская пресса оказала Кересу медвежью услугу. В номере таллинской «Revaler Zeitung» (5.03.1942) появилась статья «Шахматный мастер под слежкой» (с подзаголовком «Пауль Керес о пережитом им в Советском Союзе. – С.В.) , вот отрывки из нее:

«Впервые Керес посетил Москву, когда Эстония еще не стала частью Советского Союза. Приглашение в красную столицу пришло уже после его блестящей победы на АВРО-турнире. Трудности начались уже на границе с тщательного досмотра багажа, где могла быть припрятана какая-нибудь антисоветчина. Уже в то время жизнь в Москве была довольно жалкой. На первый взгляд витрины магазинов состязались в разнообразии продуктов, но при ближайшем рассмотрении колбасы и фрукты оказывались сделанными из папье-маше и дерева. В центре всего это помещались помпезные портреты Ленина и Сталина вместе с поучающими и призывными лозунгами и цитатами.

Как все иностранцы в советском раю, Керес не мог шагу ступить без сопровождающего. Приставленный к нему чекист оказался настолько бездарным, что Керес сразу раскусил его. Однажды, когда преследователь стал совать свой нос уж слишком нахально, обычно спокойный шахматный мастер потерял терпение и произнес крепкое эстонское слово, которое «тень» не поняла, ответив на него дружественной улыбкой…

Как-то раз (уже в другой приезд. – С.В. ) была организована встреча Кереса с работниками кино. Он должен был рассказать о том, какое широкое поле деятельности открылось перед шахматистами, когда Эстония стала частью Советского Союза. Поскольку Керес не говорил по-русски, проблема его «заявления» была решена простейшим образом: ему дали заранее написанный русский текст, намекнув на ГПУ, которое положительно восприняло бы обращение жителя самой молодой советской республики к гражданам “великой Родины”…»

Главной темой выступления, разумеется, были шахматы.

«Сначала гроссмейстер не смог ответить на вопрос, почему он показал столь скромные для себя результаты в Москве (на матч-турнире за звание абсолютного чемпиона СССР. – С.В. ). Он считает, что причиной могла быть общая депрессия, вызванная реалиями советской жизни…

Ботвинник был особой личностью, кумиром всех советских шахматных болельщиков… Этот еврейский шахматист – величайший педант в обыденной жизни, его день расписан с точностью до минут.

Начало абзаца Хеуэр сократил, и его можно понять – уж слишком одиозен текст: «На этот раз состоялся шахматный турнир шести лучших советских шахматистов. Трое из них были настоящими евреями: Ботвинник, Лилиенталь и Болеславский. Также Бондаревский мог относиться к евреям. Своеобразным типом был Ботвинник… Этот еврейский шахматист…» Вы знаете, только теперь я понял, как были сфабрикованы статьи Алехина в «Parizer Zeitung». При желании, согласитесь, и Кересу можно навесить ярлык антисемита…

О том, чтобы во время турнира ездить на метро, об этом не могло быть и речи. По мнению Ботвинника, там очень плохой воздух, который может нанести вред его умственной деятельности. Однажды Керес спросил его, водит ли он сам свой автомобиль. Ботвинник ответил: “Конечно, но не во время турнира – это утомляет и отвлекает”…

Регламент турнира был странным и необычным. Участникам запрещалось обмениваться хотя бы словом, а также покидать игровой зал во время партии. Такие ограничения создавали гнетущую атмосферу, приспособиться к которой западноевропейские шахматисты едва ли могут»…

Впоследствии Керес пожалел о том, что рассказал репортеру о деревянных колбасах. Конечно, основные факты Керес сообщил сам или (если учесть его нелюбовь к интервью) они были выдавлены из него. Быть может, Кересу доставило удовольствие вспомнить кое-какие частности (те же деревянные колбасы!), но обычно он избегал далеко идущих обобщений, в особенности тех, что не имеют отношения к шахматам. Притягивать же сюда ГПУ – скорее всего, дурацкая идея самой газеты. Нужно отметить, что, хотя у Кереса были причины для сведения счетов с Ботвинником после того абсолютного чемпионата СССР, он никогда не давал журналистам повода для политических инсинуаций.

Стряпня, изготовленная «Revaler Zeitung», не вызвала никакой публичной реакции в Советском Союзе. Разумеется, она пересекла линию фронта (по некоторым сведениям, была зачитана по радио) и попала в соответствующее досье. Во всяком случае, эвакуированным эстонцам сообщили, что Керес совершил нечто нехорошее.

Как известно, Алехин, чья жизнь зашла в тупик, а карьера была близка к завершению, не раз предлагал Кересу сыграть матч за мировое первенство. Керес отвечал отказом, на что Алехин как-то заметил (согласно его биографу Павельчаку): «Они все хотят дождаться, когда мне стукнет 60». Сам Павельчак пишет: «Тут Алехин явно несправедлив к Кересу. Эстонец отказывался от матча не из страха или расчета, а ввиду депрессии, вызванной войной». Это подтверждает и Карел Опоченский, который обсуждал данную проблему с самим Кересом. Между прочим, о страхе писал и Котов. Однажды, во время записи на Таллинской киностудии, я прямо спросил Пауля, как было дело. Он словно зажегся, и остальным пришлось ждать своей очереди более получаса: никто не посмел прервать гроссмейстера в пылу выступления.

Во время войны Керес сознавал тот факт, что из всех претендентов на мировую корону он один оказался «не на той стороне», и старался прожить этот период с наименьшими потерями, избегая компрометирующего матча с Алехиным, который он мог бы выиграть. Не следует придавать слишком большого значения неудачному счету их личных встреч в 1942 году (0:3) – Керес был долго лишен практики, а превратности военного времени могли по-разному повлиять на них обоих. Фаустоподобный гений шахмат Алехин стремился взлететь в последний раз, предвидя неизбежный конец, а Керес, у которого впереди была вся жизнь, не проявлял такой решительности. В 1943-м они играли на равных, и в случае поединка подорванное здоровье чемпиона вполне могло бы сказаться.

Однако, не играя в шахматы, Керес не смог бы заработать на жизнь себе и своей семье; хотя он, видимо, уже понимал, сколь опасным может оказаться участие в турнирах, проводимых в «новой Европе». В один из «моментов истины» он поведал мне: «В Испании я спросил Алехина: “Если я вернусь домой, снимут ли мне русские голову?” Алехин ответил: “Да, снимут”».

И все-таки Керес вернулся домой – в самый последний момент…

Летом 1944-го, когда тысячи эстонцев любой ценой стремились уехать в Швецию, он уже находился там, приглашенный играть в турнире. Однако он пренебрег таким счастьем и в начале июля прибыл в Таллин. Многие удивлялись, но Керес исполнил свой высший человеческий долг: он вернулся, чтобы спасти от войны жену и детей – двухлетнего сына и годовалую дочь. Это поняли шведы, писавшие: «Его игра в турнире была лишена обычного блеска. Он был явно потрясен происходящим с его домом и семьей».

Немцы пытались уговорить Кереса уехать с ними, предостерегая: «Мы знаем, что вы опять собираетесь в Швецию…» Так и было. Однако отъезд затянулся, за каждое место на корабле шла жестокая борьба (прямо как в Одессе весной 1919 года, когда Алехин так и не смог, в отличие от Бернштейна, попасть на корабль союзников. – С.В.), а Красная Армия стояла уже у ворот Таллина. Эстонское правительство и лидеры движения сопротивления вместе со свитой пытались спастись бегством. Они хотели взять с собой нескольких выдающихся деятелей эстонской культуры, в том числе Кереса. Быстроходные катера должны были прибыть в маленькую приморскую деревушку в ста километрах от Таллина. Однако Судьба распорядилась иначе: катера так и не пришли…

Мария Керес вспоминает, что первые дни после «восстановления советской власти» были довольно тревожными. Но жизнь все же как-то вошла в колею. Бывшие жители Тарту нашли прибежище у знакомых в Таллине. Кое-кто из местных начальников пытался оказать посильную помощь, среди них – присланный из Москвы спортивный лидер, армянин по национальности. Когда вновь открылся шахматный клуб, Кереса приняли туда инструктором с зарплатой 690 рублей (буханка хлеба на черном рынке стоила 50). Потом официальным распоряжением для него в городской газете была открыта шахматная колонка.

Тогда же начались загадочные события, которым даже сейчас не находится разумного объяснения. Решения принимались за закрытыми дверями, и те, кто был как-то связан с этими решениями, могут вспомнить лишь отрывочные факты да противоречивые слухи тех лет. Архивы большей частью всё еще закрыты, тогдашняя пресса хранила молчание, а Керес навсегда унес свою тайну с собой.

Представьте: однажды, поздним вечером последней военной зимы, из Москвы в дом Кересов неожиданно заявляется большой чин НКВД в папахе, хозяин уединяется с ним в отдельной комнате, их беседа длится несколько часов. Опасный гость уходит, и Пауль говорит жене: «Смотри, он даже оставил мне свой номер телефона». И всё.

Это вовсе не означает, что Керес скрыл некий ужасный секрет. Такова была его обычная манера поведения – брать на себя всю ответственность. И позднее, составляя тексты очень важных писем в Москву, он, несмотря на свой плохой русский язык, никогда не обращался за помощью к жене – русской по матери, да еще слависту по образованию. Пусть опасные мужские игры останутся уделом мужчин!

Так что же случилось или могло случиться с осени 44-го по весну 45-го?

Уже в октябре Кереса насильственно, под предлогом проверки паспорта, доставили в НКВД. Этот случай он сам потом частично объяснил: его спутали с однофамильцем, баскетболистом Робертом Кересом, бежавшим вместе с немцами. Ему припомнили также интервью в «Revaler Zeitung». Кое-что можно почерпнуть из одного письма в архиве Кереса (точнее, варианта на эстонском языке) – к председателю Спорткомитета СССР В.Снегову (8.12.1944).

«До меня то и дело доходят слухи о том, будто бы я выступал по радио с антисоветскими речами вскоре после прихода немцев, – пишет Керес. – Я лично не имею представления о таких речах и считаю, что мое имя использовали для пропаганды… Немцы пытались убедить меня в необходимости скорейшей эвакуации в Германию. По этой причине я часто переезжал с места на место со своей семьей – женой и двумя маленькими детьми: во-первых, чтобы избежать назойливых уговоров об эвакуации, а во-вторых, чтобы создать впечатление, будто я намерен покинуть страну… В настоящий момент моя шахматная деятельность прервалась в ущерб моей семье. Как советский гроссмейстер я должен иметь право на какую-то помощь в получении средств к существованию. Из-за моего временного пребывания вне СССР я лишился таковых…

Товарищ Снегов! Я надеюсь своим участием в полуфинале чемпионата СССР в Москве в феврале 1945 года восстановить хорошую шахматную форму и подтвердить, что я вхожу в число сильнейших советских шахматистов. Кроме того, участие в этом турнире поможет мне восстановить дружеские связи с шахматистами из других союзных республик, с которыми я знаком по прошлым турнирам, и я уверен, что общие усилия всех шахматистов будут содействовать дальнейшему прогрессу и процветанию советской шахматной культуры».

Кстати, ответа на это письмо эстонский гроссмейстер так и не получил.

В январе 45-го Кереса вновь вызвали на допрос, на сей раз официально, несмотря на то что у него было воспаление среднего уха: «Не имеет значения!» Этот допрос – очередная «черная дыра». Хотя можно предположить, что вопросы там задавались уже более конкретные.

Историк Март Лаар (в недавнем прошлом премьер-министр Эстонии) отреагировал на одну из моих публикаций по данной теме. Будучи первым, кому удалось проникнуть в спецхраны, он самоуверенно заявил: «Пауль Керес не был активным участником движения сопротивления, однако сочувствовал и помогал ему. Он принадлежал к студенческой организации вместе с легендарным вождем нелегалов Лео Тальгре, который иногда скрывался у него, которому он изготавливал поддельные документы и т.д.»

Мария Керес с негодованием отвергает эту версию. Трудно поверить, чтобы человек, мечтающий о мировой короне, стал подвергать себя таким приключениям! Я тоже больше полагаюсь на «московский вариант» (в текстах Лаара удручающе много мелких ошибок, более того: он не помнит, откуда почерпнул эти сведения). Однако для исследователя не бывает фальшивых документов. Осенью 1994-го, читая материалы КГБ, я должен был положиться на свойственное шахматистам позиционное чутье, чтобы найти в, казалось бы, случайной папке документ, положивший конец всяким домыслам.

Итак, Керес попался в сети как проходящий по делу одного знакомого. Тот был близким помощником Тальгре, помогал ему в строительстве бункера в центральной Эстонии, прятал у себя на работе его радиопередатчик и оружие, изготавливал поддельные документы, оставлял Тальгре ночевать у себя. Когда Кереса вызвали на первый допрос, сотрудники органов, по всей видимости, об этом еще ничего не знали: Тальгре с поддельным паспортом находился тогда у этого знакомого, с пистолетом наготове, но на него не обратили внимания.

Керес, похоже, догадался, кто такой Тальгре: он сказал жене, что «этот человек ни за что не дастся живым» (так и случилось). Керес не испугался, даже узнав, что всю группу захватили, а хозяин квартиры арестован. Как раз тогда он обратился к Снегову за разрешением выступить в московском полуфинале…

Имя гроссмейстера впервые появляется в документах 4 января, в показаниях связного Тальгре: «У меня возникло впечатление, что Керес вполне мог быть человеком Тальгре, потому что он знал о его деятельности». 26 января один из руководителей группы показал: «Керес был хорошим знакомым Тальгре. Я полагаю, что он был вовлечен в его разведывательные операции». 1 февраля два разных следователя допрашивали двух главных на тот момент арестованных специально по поводу Кереса. Самого Пауля допрашивали примерно тогда же. Неудивительно, что «великий молчальник» был нем как могила.

Отставной подполковник Борис Фролов (возможно, единственный ныне живой свидетель из тогдашних органов безопасности) может подтвердить, что начальник следственного отдела эстонского НКГБ майор Якобсон хотел во что бы то ни стало посадить Кереса. 13 апреля, через шесть дней после того как Керес написал свое историческое письмо Молотову, местные органы подготовили список 111 главных врагов советской власти в Эстонии – «активных участников националистического подполья, проводивших активную деятельность, направленную на отторжение Эстонской ССР от Советского Союза и реставрацию буржуазного строя, а также их пособников». Номер 85 в нем получил Пауль Керес: «Шахматист, был связан с Тальгре, перед отступлением немцев из ЭССР намеревался бежать в Швецию, с этой целью выезжал на побережье уезда Ляянемаа». Однако нарком эстонского НКВД Кумм приказал вычеркнуть имя Кереса из списка.

Это совпадает с утверждением гораздо более важного сотрудника органов безопасности, полковника Бориса Вайнштейна, который осенью 1944 года по делам службы встретился с Куммом в Таллине. В конце беседы Кумм попросил его, как председателя Всесоюзной шахматной секции, разрешить Кересу участвовать в чемпионате СССР. Ответ Вайнштейна был предельно ясен: «Есть общая установка – тех, кто во время войны находился на оккупированной территории, в первый послевоенный чемпионат не пускать. А с Кересом ситуация еще сложнее… Если по закону, то ему за сотрудничество с немцами надо 25 лет давать, и вы это знаете не хуже меня. Он же в их турнирах играл, с Алехиным якшался…» («Шахматный вестник» № 8–9, 1993).

По словам тогдашнего спортивного руководителя республики, Керес жаловался ему на то, что Москва продолжает не обращать на него внимания. Этот руководитель попросил совета у зампреда Совнаркома Эстонии, и тот посоветовал обратиться к Молотову, который был известен как шахматный болельщик. 7 апреля 1945 года Керес пишет письмо «тов. В.М.Молотову, Москва, Кремль»:

«Глубокоуважаемый Вячеслав Михайлович!

Оказавшись во время фашистской оккупации во власти немцев на территории Эстонской ССР, я был оторван от советских шахматистов в течение трех с лишним лет. Не будучи в силах отказаться от шахматной игры, я за это время, при оккупантах, принял участие в пяти турнирах. По-видимому, по этой причине Всесоюзный Комитет по делам физкультуры и спорта не считает возможным допустить меня к участию в турнире на первенство СССР, хотя я в 1941 году был признан гроссмейстером СССР по шахматам.

Вполне сознавая свою ошибку, прошу все же принять во внимание сложившиеся для меня в годы оккупации тяжелые обстоятельства. Мне очень хочется быть восстановленным в правах высококвалифицированного советского шахматиста и доказать на деле, что я в состоянии с честью выполнять обязанности, связанные с почетным званием советского гроссмейстера. Со своей стороны хочу приложить все старания к тому, чтобы мое участие в шахматных турнирах СССР шло бы на пользу всему Советскому Союзу. Хочу также посвятить все силы на поднятие уровня шахматной культуры в Эстонской ССР.

Прошу Вас, Вячеслав Михайлович, помочь мне стать опять полноправным членом советской шахматной семьи».

Неизвестно, кто написал это письмо (как обычно, дома Керес не обмолвился об этом ни словом). Думаю, что сделал это сам Керес, невзирая на свой плохой русский язык, при помощи словаря (в оригинале есть грамматические ошибки). На мое счастье, Мария Керес нашла копию письма среди прочих бумаг.

Ответа Керес, конечно, не получил. Но в конце апреля его вызвали для беседы к партийному руководителю Эстонии. Николай Каротамм был настоящим сталинистом, но стремился поддерживать национальные кадры. До того момента он не имел никаких контактов с шахматами, но сразу стал покровителем Кереса, решая порученное ему Москвой дело как свое собственное (он поддерживал гроссмейстера до самого своего падения в 1950 году). Первую попытку он предпринял уже в мае. Керес был в деревне недалеко от Таллина, когда к нему приехал курьер от Каротамма: быстрее в Москву, на чемпионат СССР! Однако путешествие Кереса прервалось в Таллине: для Москвы он по-прежнему находился «в карантине».

Я тщетно искал в архивах компартии Эстонии хоть какие-то следы дальнейшей судьбы письма к Молотову. Могу сослаться лишь на воспоминания Юрия Авербаха, которому тогдашний председатель Спорткомитета СССР Николай Романов, уже будучи на пенсии, рассказал: «В начале лета 1945 года я был вызван к Молотову. У него в кабинете находился В.Абакумов – министр госбезопасности. Выслушав обе стороны (а Абакумов был настроен против Кереса), Молотов неожиданно спросил: “Если бы Керес остался в Швеции, он жил бы лучше, чем здесь?” И после паузы, не дожидаясь ответа, подвел черту: “Всё, вопрос решен. Пусть Керес играет!”».

Прекрасный рассказ, но хотя бы один документ был бы более убедителен.

Немаловажно узнать, когда Керес впервые вновь оказался в Москве. Мария Керес считает, что это случилось только в конце года. Но в американском журнале «Chess Review» (ноябрь 1945) говорится: «Согласно советской газете «Правда», в августе Керес посетил Москву». Я искал ту заметку в «Правде» или отчет о его поездке в архивах эстонского Спорткомитета, но всё впустую. Однако достоверно известно, что Керес вместе с женой был в Москве 15 декабря и присутствовал на заседании шахматной секции ВОКС (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей. – С.В.) . Более того, он дал сеанс и выступил с лекцией по теории, заполнил при помощи жены выездную анкету и нанес визит Ботвиннику по приглашению последнего. Мария Керес вспоминает: «Котлеты были вкусные, а Ботвинник очень мил – он всегда хорошо относился ко мне. Когда зашла речь об Алехине, он сказал, что такому человеку ни за что не подал бы руку. Он явно намекал на Пауля».

Но именно Ботвинник очень скоро протянул руку Алехину, вызвав его на матч за мировое первенство. Тут важно бы узнать, что за решения принимались тогда в Москве за кулисами официальных встреч и обедов. А также: обсуждался ли закрытый тренировочный матч между Ботвинником и Кересом, сведения о чем всплыли только сейчас («Chess Herald» № 1, 1994)?

В статье «Тайное оружие Ботвинника: Керес и бутерброд с икрой» шахматный историк Юрий Шабуров рассказал о своей уникальной находке в Государственном архиве России – детальном «Проекте плана подготовки М.М.Ботвинника к матчу с Алехиным» в 1946 году. Вторым пунктом в нем значился «закрытый матч с Кересом (20 партий), 10 мая – 1 июля» , да еще с формулировкой: «Необходимо обеспечить участие». То есть попросту – заставить!
А теперь вдумайтесь: Ботвинник требует в спарринг-партнеры не кого-нибудь, а именно Кереса – главного, по мнению Алехина, претендента на матч с ним (об этом чемпион заявил в феврале 1944-го в интервью для «Chess Review»). Михаил Моисеевич сознаёт, что, стань об этом известно в шахматном мире, – скандала не избежать. Поэтому особо оговаривает – «закрытый матч». Но условия-то серьезные: 20 партий, почти два месяца игры. Постойте, да ведь это же финальный матч претендентов! Только играемый в тренировочных целях одного из соперников…
Совсем недавно Игорь Ботвинник предпринял попытку обелить своего двоюродного дядю, заявив на страницах «64» (№ 4, 2008): «скорее всего, план составлен каким-то чиновником из СК». Рассчитано на простаков. Хотел бы я увидеть чиновника Спорткомитета, который по собственной инициативе посмел бы хлопотать о «получении квартиры большей площади» для Ботвинника, а о его матери написать, что «она находится в психиатрической больнице им. Ганнушкина»! А взять фразу: «Мы просим разрешения на единовременный приезд семей в дом отдыха». Это кто просит: тоже «чиновник из СК»? Или все-таки Ботвинник с Рагозиным, перечислению личных нужд которых посвящена целая страница?
В подтверждение своей "версии" Игорь Юльевич привел слова Ботвинника, сказанные им якобы еще при жизни: «Какие идиоты! Как я мог планировать закрытый тренировочный матч с моим главным соперником Кересом, да еще из 20 партий!» Начнем с того, что зимой 1946 года Керес был не «главным соперником» Ботвинника, а изгоем, которому не разрешали играть в турнирах. Далее: непонятно, что мешало племяннику «вспомнить» эти слова раньше? Но главное: почему сам Ботвинник не выступил в печати с опровержением – ведь статья Шабурова появилась, напомню, в январе 1994-го, за полтора года до его смерти? Ответ напрашивается: Михаилу Моисеевичу нечего было возразить. Автор статьи указал всё: фонд, опись, номер дела… Племянник лукавит, утверждая, что «под планом не было подписи». Была! Но… «Нижняя половина третьей страницы документа оказалась аккуратно оторвана, – пишет Шабуров. – А ведь на ней должны были находиться визы-подписи тех, кто составил и одобрил этот план: Ботвинника, Рагозина и т.д. Без такого официального оформления документы не включались в папки-дела, подлежащие хранению в государственных архивах (выделено мною. – С.В. ). Видимо, позднее кто-то решил сохранить в тайне круг лиц, участвовавших в подготовке документа».

В марте 46-го Керес неожиданно едет в Тбилиси. В открытом чемпионате Грузии ожидалось участие нескольких гроссмейстеров из Москвы, но приехал только Микенас из Литвы. Керес пробыл в Грузии более месяца.

В июне его включили в сборную СССР на вторую доску (1. Ботвинник) на радиоматч с командой Англии. Кажется, Керес полностью восстановлен в правах. Не тут-то было! В августе его не пускают на турнир в Гронингене, хотя он, похоже, до последнего момента не терял надежду. Случилось так, что Пауль прочитал сообщение ТАСС об отъезде советских участников в моем присутствии. Он не сказал ни слова, но выражение его лица было более чем красноречивым. Пока мы сидели, он чертил что-то на листке бумаги. Когда он ушел, я взглянул на этот листок: он весь был исписан словом «kurat» («черт»)!

В сентябре он играл в Москве в матче СССР – США и принимал участие в переговорах о будущем чемпионате мира, подписав соответствующее соглашение. Уж теперь-то, казалось, все неприятности позади…

Однако в начале 47-го в Ленинграде, на чемпионате СССР, группа участников вдруг выступила с жалобой, в которой Кереса вновь называли фашистом. Этот не укладывающийся в голове факт подтвердил тогдашний член бюро компартии Эстонии, добавив: Кересу помог Ленинградский горком. В 1982 году и Михаил Юдович подтвердил мне: да, была такая жалоба… Или, например, история с его первой послевоенной поездкой за границу – в 1947 году в Англию, после отказа Ботвинника возглавить советскую команду. До последнего момента не умолкали правительственные телефоны в Таллине: а нет ли у местных «органов» возражений по поводу выезда Кереса? Министр Кумм быстро обзвонил всех своих помощников и ответил: «Нет!»

И, наконец, моя беседа с Ботвинником в 1990 году. Я начал с вопроса:

– Что вы можете сказать по поводу заявлений, что тогда вы заступились за Кереса?

Ботвинник засмеялся:

– Года четыре назад в одном немецком шахматном журнале появилось интервью Карпова. Мы тогда не контактировали, и Карпов был зол на меня. Он сказал, что после войны Кереса не выпускали на турниры, а Ботвинник требовал, чтобы его посадили. Журналист добавил, что встречался с Кересом и расспрашивал его об этом периоде. Керес намекнул, что ему помог я. В заключение журналист написал: Карпов должен доказать, что Ботвинник преследовал Кереса, иначе он – бесчестный человек…

Так вот кого, оказывается, Ботвинник имел в виду, говоря об «интервью весьма известного советского гроссмейстера немецкому шахматному журналу» в очерке «Павел Петрович», опубликованном в газете «Правда» к 75-летию Кереса.

К сожалению, Ботвинник не знал, кому Керес доверил свои откровения. Вскоре после этого я был в Германии в гостях у Лотара Шмида, и он при мне обзвонил всех видных шахматных издателей. Все помнили о таком интервью, но… не о его авторе. Я подумал: если уж Шмид ничего не может сделать, значит, родился еще один миф. И описал всё, как было, в эстонской газете «Sirp». Прошла неделя, и зазвонил телефон. «Взгляните в “Sirp” на ту же страницу, где опубликована ваша статья. Под ней напечатаны мои воспоминания. Я – автор того загадочного интервью».

Вскоре уроженец Прибалтики д-р Бернд Нильсен-Стоккебю (он работал в Москве немецким корреспондентом) прибыл в Таллин. Так я смог прочесть оригинал под названием «Карпов подозревает Ботвинника»: «В майнцской студии ZDF (Центральное германское телевидение) я участвовал в сеансе одновременной игры против Карпова и взял у него короткое интервью. Речь зашла о Пауле Кересе, с которым я был знаком по совместной учебе в Эстонии… Я сказал Карпову: “В начале 60-х один советский гроссмейстер сказал мне, что Керес обязан Ботвиннику разрешением Советской шахматной федерации вновь участвовать в турнирах после задержаний и многочисленных допросов, которым он подвергся…” Карпов решительно опроверг это: “Совсем наоборот! Ботвинник вовсе не заступался за Кереса, он был против того, чтобы Кересу позволили играть”. Ввиду исторического значения обоих великих мастеров для шахмат подобное высказывание о Ботвиннике не могло быть оставлено без ответа. Поэтому я письменно сообщил Карпову, что предам гласности его информацию или дезинформацию. Думаю, что я имею право на это, поскольку Карпов не предупреждал меня о неразглашении и сознавал, насколько важно сказанное им. Я лично считаю мнение Карпова ложным. Говорю это, основываясь, в частности, и на двух моих беседах с Кересом незадолго до его смерти».

Я передаю эту забавную историю, чтобы показать, сколько ложных сведений окружает нас в связи с «тайной Кереса», и их жертвой становятся даже те, кто был к ней как-то причастен.

Между прочим, Ботвинник по ходу беседы был спокойно-ироничен – мол, я выше подобной ерунды:

– Вряд ли я мог написать что-то в защиту Кереса сам. Может быть, гроссмейстеры написали коллективное письмо? Сейчас уже трудно вспомнить… Может быть, что-то знает мастер Абрамов, он был близок с Рагозиным – не Рагозин ли это организовал? Я мог подписать письмо, но я его не писал… В любом случае я не действовал против него, я никогда не занимался интригами. Я считаю, что это недостойно шахматиста. Мы сражались за шахматной доской. Почему я относился к нему критически? В Москве у меня была сильная оппозиция, Керес и Смыслов не были на моей стороне. Мне это не нравилось. Я разозлился, когда голландцы предложили очень тяжелые условия для матч-турнира на первенство мира. Я предложил послать протест, но Смыслов и Керес не поддержали меня. Так же как и Спорткомитет. В высших сферах по какой-то причине были против меня.

Об отношениях между советскими претендентами накануне матч-турнира 1948 года можно судить по эпизоду из книги Ботвинника «К достижению цели» (Москва, 1978):
«Перед отъездом собираемся в кабинете председателя. Заявляю о своем несогласии с организацией турнира в Гааге, объясняю, что это вредит интересам дела. Все отмалчиваются. Настал момент, когда всё должно проясниться.
– Предлагаю своим товарищам быть противниками за шахматной доской, но друзьями в вопросах организации соревнования. Я протягиваю вам руку…
Протянутая рука повисла в воздухе – Керес и Смыслов отвернулись. Председатель застыл как изваяние».

– По общему мнению, вы были фаворитом, так сказать, официальным претендентом на звание чемпиона мира.

– Вот уж неправда! Тогда Бондаревский был близок к Спорткомитету. После нашего возвращения из Гааги он выступал на ленинградском спортактиве и сказал: «По общему мнению, чемпионом должен был стать Керес, но он в плохой форме. Теперь чемпионом станет Решевский. У него очков меньше, чем у Ботвинника, но таланта больше…» К счастью, все эти вещи решаются за доской.

Такова правда в изложении Ботвинника. Он тоже был известен чрезвычайной подозрительностью и мог, несомненно, видеть привидения. Но очевидно, что человек с его характером не мог быть в фаворе, он сам создавал себе врагов. Когда Ботвинник вспоминает, что после Гааги Жданов в ЦК партии пожелал ему победы, уместно спросить, почему это не было сделано до Гааги? Жданов со товарищи нуждались в «этой победе», но сначала, видимо, не было ясно, на какую лошадку ставить. Теперь Ботвинник мог победить и, значит, нуждался в поддержке. По правде говоря, для этой публики люди, переставляющие шахматные фигурки, сами были пешками.

И все-таки: как Керес относился к Ботвиннику? Ответить на этот вопрос попытался известный немецкий гроссмейстер Вольфганг Унцикер, хорошо знавший обоих. Вот отрывок из его статьи «Доброжелательность аристократа» в журнале «KARL» (№ 2/2004), перепечатанной русскоязычным таллинским журналом «Вышгород» (№ 1/2006):
«Взаимоотношения между Ботвинником и Кересом были напряженными. В конце концов они же были конкурентами. Смыслов утверждал, что плохие результаты имели в своей основе психологию. По-видимому, Керес на протяжении долгого времени просто видеть не мог Ботвинника. Антипатия вначале была стойкой, отношения нормализовались медленно. Ботвинник позже писал (после смерти Кереса. – С.В.), что взаимное неприятие с годами перешло в дружбу. Когда я говорил об этом Холмову, известному скептику, он ответил: «Глупости!»
Допускаю, что роль играли и другие вещи. Все считали, что Ботвинник придерживался твердой линии и, без сомнения, стремился при помощи даже внешахматных средств возможно дольше оставаться чемпионом мира. Коллеги его недолюбливали. Ходили слухи, что он пытался помешать участию Кереса в матч-турнире на первенство мира (1948), интриговал против него. Противоположное мнение – якобы Ботвинник поддержал Кереса, с тем чтобы тот мог играть, – Мария Керес решительно отвергла. Она предполагала, что могло быть только наоборот. Со мной Керес на этот счет никогда не откровенничал, в том числе и в положительном смысле. В 1957 году я спросил у него, можно ли Ботвиннику доверять, на что Керес ответил, что он в этом не уверен.
Упрямо сохраняется и слух о том, что Ботвинник проиграл пятую – последнюю – партию Кересу в матч-турнире умышленно, чтобы оттолкнуть Решевского. Керес же рассказал мне в ответ анекдот, опровергающий это. Ботвинник уже на пятом ходу предложил ему ничью. Керес ее отклонил. На десятом ходу Ботвинник повторил предложение, на что Керес ответил грубым русским ругательством. Ботвинник покраснел. «Возможно, это было несколько непорядочно», – сказал Керес мне. Хотя он достаточно хорошо понимал русскую речь, но разговором владел недостаточно. Поэтому иногда употреблял вульгарные выражения. Я думаю, что Керес не совсем ясно представлял себе, что он тогда сказал».

По окончании школы я стал инструктором в Таллинском шахматном клубе (1946–48), заняв место, ранее принадлежавшее Кересу. Так я оказался причастен к его подготовке к борьбе за мировое первенство, а во время матч-турнира постоянно был на связи с Гаагой и Москвой и имел представление о задачах, которые ставил перед собой Керес, и о его настроении. На сегодняшний день я не имею доказательств того, что это историческое состязание было всего лишь спектаклем. Напротив, известные мне факты говорят о том, что Керес собирался сражаться и победить. Вот один из них. Как известно, Ботвинник воздержался от участия в 15-м чемпионате СССР и турнире в Пярну, а Керес играл в обоих соревнованиях. За три месяца до матч-турнира в Москве прошла генеральная репетиция – турнир памяти Чигорина, где выступил и Ботвинник. В Таллине Кересу советовали воспользоваться тактикой своего соперника и пропустить турнир. Керес ответил: нет, я отстаю на очко в личных встречах, я хочу реванша перед Гаагой. В той решающей московской встрече Керес играл неуверенно и отложил партию в безнадежной позиции. Мария Керес вспоминает, что Пауль всю ночь в гостиничном номере искал несуществующий путь к спасению: «Таким я его никогда не видела…»

Между прочим, Мария Керес тоже отвергает возможность каких-либо нешахматных комбинаций, в отличие от английского историка Леонарда Бардена (и не его одного), утверждающего: «Похоже, Керес заплатил за свое возвращение в шахматы ценой обязательства перед советскими властями не мешать Ботвиннику в его борьбе за мировое первенство».

Можно говорить о недоверии, подозрениях, полном пренебрежении личностью (даже такой известной), лишениях – всем том, что типично для «советской жизни». Верно сказал Спасский: «По собственному опыту знаю, что взбирающийся на вершину всё больше должен думать о главной цели, забывая обо всем остальном и отбрасывая всё “лишнее”, – иначе он погиб. Но разве Керес мог забыть “всё остальное”?»

Взгляните на партии, сыгранные в матч-турнире между Кересом и Ботвинником: почти во всех Пауль играл на выигрыш, но его игра была тусклой, а счет – разгромным (1:4). Может быть, виновато слишком большое желание победить, психологическая несовместимость? Или то самое «всё остальное», о чем соперник напоминал ему вновь и вновь?

Однажды Керес, проходя мимо здания КГБ на Лубянке, сказал жене: «Интересно, что там у них написано обо мне?» Наверное, там есть что-то неприятное и неинтересное, но, несмотря на всё это, досье Кереса следует открыть. Этого требует честь и достоинство – и его, и Ботвинника, честь и достоинство шахматного мира. В конце концов, знание лучше, чем продолжающаяся секретность, дающая повод для самых различных предположений.

ЭПИЛОГ

Статья была уже закончена, когда в архивах эстонского КГБ мне удалось найти ответ на вопрос Кереса. В его личном деле много справок, донесений агентов и установок (все, естественно, под грифом «Секретно»). Приведу выдержки лишь из одного документа – «Справки по материалам выездного дела № 1417 и ДОП № 784, том II, хранящихся в 10 отделении и I отделе Комитета, на КЕРЕСА Пауля Петровича» (11.03.1971):

«…По данным ПГУ, П.Кересу в 1945 году (1947-м! – С.В. ) в Лондоне неизвестные лица дважды вручали письма, содержание которых осталось невыясненным. В 1948 году в Голландии встречался с немецком шахматистом Шмидтом Паулем, сбежавшим в Германию в 1939 году, а также с шахматистом Вудом (напомню, издатель журнала «Chess». – С.В. ), подозреваемым в причастности к английским разведорганам…

В 1968 году П.Керес давал объяснение в ЦК КПЭ в связи с тем, что, будучи в Чехословакии, посетил Пахмана на его квартире. На встрече присутствовал Затопек (знаменитый чешский легкоатлет. – С.В. ). Пахман и Затопек враждебно настроены к СССР. Пахман арестован в Чехословакии по политическим мотивам.

Как известный шахматист, П.Керес неоднократно выезжал в капиталистические и социалистические страны. В 1970 году решением Комиссии ЦК КПЭ ему было отказано в выезде в ФРГ в частном порядке по приглашению знакомого…

По данным I отдела КГБ при СМ ЭССР, Керес Пауль в 1945–1952 гг. разрабатывался по делу-формуляру. Основанием для заведения дела послужили официальные и агентурные материалы, свидетельствовавшие о том, что он, оставшись на оккупированной немцами территории ЭССР, осенью 1941 года (в марте 1942-го! – С.В. ) дал сотрудникам газеты «Ревалер Цейтунг» интервью, в котором резко критиковал советский строй. Кроме того, якобы оказывал содействие руководителям подпольного эстонского национального комитета и принимал участие в их сборищах.

Проверкой, произведенной I отделом Комитета в декабре 1945 года, было установлено, что Керес, рассказывая о своих впечатлениях о поездке в СССР сотруднику газеты «Ревалер Цейтунг», указал, что жизненный уровень рабочих в СССР ниже, чем в буржуазной Эстонии и Германии. Содержащиеся же в статье враждебные по отношению к СССР измышления являются вымыслом самого корреспондента. Было также выяснено, что некоторые руководители эстонского национального комитета являлись старыми знакомыми Кереса, о враждебной деятельности которых ему известно не было.

Полученными в ходе дальнейшей проверки материалами Керес характеризовался положительно. В связи с этим дело-формуляр на него было сдано в 1952 году в архив, а в 1960 году, во время пересмотра, уничтожено со снятием объекта с оперативного учета.

Агенту 2 отдела «Петрову» Керес говорил, что во время его первых поездок за границу многие неизвестные лица, в том числе и эстонские эмигранты, искали с ним встречи и пытались его обрабатывать, однако в последнее время его больше не беспокоят.

В 1958 году КГБ Эстонии проводил работу по Кересу в плане склонения его к сотрудничеству с нашими органами. Во время беседы оперработника с Кересом он рассказал, что, будучи за границей на соревнованиях, его однажды склоняли к измене Родине. Керес рассказал также о фактах распространения среди советской делегации антисоветской литературы. В процессе этой беседы выяснилось, что Керес не имеет желания активно сотрудничать с органами КГБ, но согласен поддерживать с органами контакт. В последующем, встречаясь изредка с нашим оперработником, Керес охотно рассказывал об обстоятельствах его новых выездов за границу и о своих связях. У оперработника сложилось впечатление, что Керес был с ним откровенен…»

Но, как известно, доверяй, но проверяй! Резолюция на справке гласит: «В связи с постоянными выездами Кереса за кордон и наличием у него там обширных связей, а также с учетом имеющихся у нас данных, необходимо: а) проверить все связи “К” (в том числе и те, с которыми переписывается) по учетам ПГУ; б) после этого подготовить письмо с просьбой ориентировать агентуру Центра на изучение “К” за границей». А вот и финальная точка в нашей истории: за общенациональными похоронами Кереса в 1975 году наблюдали пять полковников КГБ!

Пауль Керес – один из сильнейших шахматистов 1930-60хх годов, трехкратный чемпион СССР, четырехкратный чемпион Эстонии, заслуженный мастер спорта СССР.

Начало пути.

Пауль Керес родился 7 января 1916 года в Петроградской губернии под названием Нарва. Впервые в шахматы Пауль начал играть в 4 года. Уже тогда он пытался помочь в играх своему отцу.

Однако мать была против увлечения маленького Пауля. Она часто сжигала шахматные фигуры сына, но он упорно продолжал играть. Уже в 13 лет маленький Пауль не мог найти себе достойного соперника и решился записаться на местный турнир. Но в связи с возрастом брать его не хотели. В итоге решили – он играет 2 партии, а потом будет приниматься решение об его участии. В итоге Пауль попал на турнир, и так хорошо сыграл, что его взяли в сборную города.

И уже очень скоро Пауль и сам начал размещать в газете свои партии.

В 14 лет в коллекции Пауля было собрано более 700 лучших партий.

Олимпиада в Варшаве.

В 1935 году эстонская шахматная команда впервые была допущена к олимпиаде. Эксперты тогда говорили, что эта команда не опустится ниже 11-12 места.

В итоге команда заняла только 11 место, а Керес в личном зачете – пятое. Он проиграл , Тартаковеру и Флору. Но выигрышей было гораздо больше. Он выиграл у Рейли, Петрова, Нягели и Грюнфельда.

В результате, после олимпиады имя Кереса долго не сходило со страниц газет, и ему пророчили огромное шахматное будущее. Но от следующего турнира в 1935 году в Гастингсе Керес отказался.

Бад-Наугейм.

После турнира 1936 года Шмидт бросил Кересу вызов, и предложил провести в июле матч. Керес согласился, и в итоге выиграл. Так Керес стал самым первым чемпионом Эстонии, который смог защитить свой чемпионский титул.

Кроме этого, в 1936 году Пауль смог выиграть турнир в Бад-Наугейме. После этого было множество побед, благодаря которым Керес получал новые титулы.

Титул Чемпиона мира.

После победы в одном из турниров, а именно - турнира в Земмеринге в 1937 году, Кересу пророчили звание . Однако далеко не все были с этим согласны. Многие писали и говорили о том, что Пауль еще не дорос до этого титула. Однако чемпионом стал Алехин, и шумиха вокруг Кереса стихла.

Когда войска СССР вступили на землю Эстонии, все счета Кереса были заморожены. Чтобы получить хоть что то, он был вынужден стать советским шахматистом и заговорить на русском языке. С этого и началось падение карьеры Пауля. Было несколько чемпионатов, которые он мог выиграть, но проигрывал из-за «плохой организации» чемпионата.

Видимо из-за этого, во время войны Керес отказался эвакуироваться, и сыграл более 100 партий, находясь в Эстонии. И весной 1944 года, немецкое правительство даже предлагало ему эвакуацию, но катер, который вывозил его с семьей был задержан и возвращен обратно.

После этого Кереса многократно допрашивали, под предлогом того, что проверяют паспорта, и давление на шахматиста прекратилось только после того, как за него «вступился» первый секретарь ЦК Коммунистической партии – Н. Каротамм.

И в итоге в 1947 году Керес впервые стал чемпионом СССР. После этого он еще два раза побеждал в этом чемпионате, в 1950 и 1951 годах. Так же он побеждал и в других серьезных чемпионатах, а Виктор Корчной даже был уверен, что именно Пауль Керес должен стать президентом ФИДЕ.

Окончание карьеры.

Однако в 1975 году, после того, как Керес в очередной раз выиграл турнир в Таллине, он поехал в Ванкувер, где его здоровье резко ухудшилось. Пауль скрывал болезнь сердца, говоря, что у него болят ноги. Однако 1 июня 1975 года он лег в больницу в Хельсинки, где и скончался 5 июня 1975 года.

В следующей статье мы рассмотрим творчество Мигеля Найдорфа. Подпишитесь на обновления , чтобы не пропустить выхода статьи!

Пауль КЕРЕС