Дама пик в карточной игре сканворд. « Пиковая Дама», символика чисел и карточной игры. Мотив карточной игры в «Пиковой даме» А. С. Пушкина

Кто такой Штольц? Гончаров не заставляет читателя ломать голову над этим вопросом. В первых двух главах второй части идет подробный рассказ о жизни Штольца, о тех условиях, в которых формировался его деятельный характер. «Штольц был немец только вполовину, по отцу; мать его была русская; веру он исповедовал православную, родная речь его была русская…». Гончаров вначале пытается показать, что Штольц скорее русский, нежели немец: ведь самое главное – вера и язык у него такие же, как и у русских. Но чем дальше, тем больше начинают проступать в нем качества немца: самостоятельность, упорство в достижении своих целей, бережливость.
Неповторимый характер Штольца сформировался под влиянием двух сил – мягкой и жесткой, на стыке двух культур – русской и немецкой. От отца он получил «трудовое, практическое воспитание», а мать приобщала его к прекрасному, пыталась вложить в душу маленького Андрея любовь к искусству, к красоте. Его матери «в сыне…мерещился идеал барина», а отец приучал его к тяжелому, совсем не барскому труду.
Практический ум, жизнелюбие, смелость помогли Штольцу добиться успеха после того, как он уехал по настоянию отца учиться в Петербург…
По замыслу Гончарова, Штольц – новый тип русского прогрессивного деятеля. Однако он не изображает героя в конкретной деятельности. Автор только информирует читателя о том, де бывал Штольц, чего достиг. Он «служил, вышел в отставку…занялся своими делами, … нажил дом и деньги, … выучил Европу, как свое имение, … видел Россию вдоль и поперек, … ездит в свет».
Если говорить об идейной позиции Штольца, то он «искал равновесия практических сторон с тонкими потребностями духа». Штольц мог контролировать свои чувства и «боялся всякой мечты». Счастье для него заключалось в постоянстве. По словам Гончарова, он « знал цену редким и дорогим свойствам и так скупо тратил их, что его звали эгоистом, бесчувственным…». Одним словом, гончаров создал такого героя, какого давно не хватало России. Для автора Штольц – это та сила, которая способна возродить обломовых и уничтожить обломовщину. По-моему, Гончаров несколько идеализирует образ Штольца, ставя его в пример читателю как безупречного человека. Но к концу романа получается, что спасение не пришло к России с появлением Штольца. Добролюбов объясняет это тем, что « теперь для них нет почвы» в российском обществе. Для более продуктивной деятельности штольцев необходимо достичь некоторого компромисса с обломовыми. Именно поэтому Андрей Штольц берет на воспитание сына Ильи Ильича.
Штольц – безусловно, антипод Обломова. Каждая черта характера первого – резкий протест против качеств второго. Штольц любит жизнь – Обломов часто впадает в апатию; Штольц обладает жаждой деятельности, для Обломова лучшая деятельность – отдых на диване. Истоки этой противоположности – в воспитании героев. Читая описание жизни маленького Андрея, невольно сопоставляешь его с жизнью Илюши. Таким образом уже в самом начале романа предстают пред читателем два абсолютно разных характера, два жизненных пути…

Роман Ивана Александровича Гончарова «Обломов» - одно из самых неоднозначных произведений русской литературы. Именно в этом романе нашли отражение не только эпохальные проблемы изменения помещичьей жизни и нравов современного Гончарову человека. В «Обломове» выражается в своём роде революционная идея становления нового типа русского человека. Эта идея буквально раздвинула границы эпохи, вышла за её пределы.

Весь роман «Обломов» построен на приёме антитезы. И важнейшим противопоставлением стали два героя, две центральные фигуры произведения - Илья Ильич Обломов и Андрей Штольц - персонажи, которых зачастую называют антагонистами друг друга. Но противостояние, различия героев и приведут в конечном итоге к некоему компромиссу, решению сложного конфликта.

Илья Ильич - герой, которого редко называют положительным. Это русский барин, помещик, привыкший к праздности. Обломов с гордостью говорит о себе:

«Я барин. Я ничего не умею».

И он действительно ничего не умеет. С самого детства окружённый слугами, мамушками и нянюшками, выросший в деревне, не знавший трудностей жизни, он привык к неспешному течению жизни, к постоянству - такой была жизнь в его родном доме. Она, по выражению автора, текла, «как покойная река». И слово «покойная» выбрано неслучайно: это не просто устаревшая форма слова, а его двойной смысл. Жизнь в Обломовке не только спокойная и размеренная. Она… мёртвая, погибающая, затухающая. Такой выдалась и жизнь главного героя.

Однако невозможно назвать Обломова отрицательным персонажем. Он - воплощение русской нравственности, русского менталитета, образец русского характера. Обломов щедр, добр и мягок, нежен. Он честен не только с окружающими, но и с самим собой: ему противно лицемерие Петербургского света, поэтому Илья Ильич предпочитает леность пустой деятельности. Его праздный образ жизни - результат крайнего проявления именно русского качества, любви к человечеству. Это есть самый настоящий протест светскому обществу.

С самого детства Илья Ильич был окружён заботой, вниманием, обласкан родителями и слугами, которые обожали маленького Илюшу. Но эта любовь приобрела гипертрофированный характер, оказалась чрезмерной и привела к гибели героя. С детства не привыкший утруждать себя (ведь в доме были слуги, которые нужны как раз для труда), он не смог заставить себя действовать даже тогда, когда это было необходимо. Как точно выразился Гончаров, «всё началось с неумения надевать чулки, а закончилось неумением жить».

Штольц же - полная противоположность Обломова. Даже внешне он противопоставлен главному герою. Если Илья Ильич представляет собой человека пышного, мягкого, с нежными руками, то Штольц же напоминает «кровную английскую лошадь» - резкий, с острыми чертами лица, с быстрой речью. Отец Штольца - деятельный человек. Он приучил сына трудиться, добиваться всего самому, чтобы не пропасть в жизни. Но этот человек недодал ему любви – того, что было в избытке у Ильи Ильича.

Два человека - две противоположности, острое социальное противоречие. Успешный, но сухой душою человек - и добрый, отзывчивый, но абсолютно беспомощный. Это противостояние деятельности и духовности у Гончарова находит решение, своеобразный компромисс. И это… маленький Андрюша Обломов - сын русского душою Обломова, выращенный, воспитанный привыкшим к труду немцем Штольцем.

Автор, несомненно, предполагает, что смешение этих противоположностей приведёт к хорошему результату. Именно Андрюша станет тем идеальным человеком своего - и нового тоже - времени, поскольку он впитает в себя лучшие качества героев-антагонистов.

Эта идея становления нового типа человека, разумеется, выходит за рамки своей эпохи. Подобно Тургеневу, предсказавшему в своё время появление поколения Базаровых, Гончаров создаёт облик нового типа личности, которой суждено изменить свою эпоху - и время, которое за ней последует.

Роман Гончарова «Обломов» был высоко оценен критиками второй половины XIX века. В частности, Белинский отмечал, что произведение пришлось ко времени и отразило общественно-политическую мысль 50-60-х годов девятнадцатого столетия. Два образа жизни - Обломов и Штольц - рассматриваются в данной статье в сравнении.

Характеристика Обломова

Илья Ильич отличался стремлением к покою, бездействию. Обломова нельзя назвать интересным и разнообразным: большую часть дня он привык проводить в размышлениях, лежа на диване. Погружаясь в эти раздумья, он часто за весь день ни разу не поднимался со своего ложа, не выходил на улицу, не узнавал последних новостей. Газет он не читал принципиально, чтобы не утруждать себя ненужной, а главное, бессмысленной информацией. Обломова можно назвать философом, его волнуют другие вопросы: не будничные, не сиюминутные, а вечные, духовные. Он во всем ищет смысл.

При взгляде на него создается впечатление, что он счастливый вольнодумец, не обремененный тяготами и проблемами внешней жизни. Но жизнь «трогает, везде достает» Илью Ильича, заставляет его страдать. Мечты остаются лишь мечтами, потому что он не умеет воплощать их в реальную жизнь. Даже чтение утомляет его: у Обломова много начатых книг, но все они остаются непрочитанными, непонятыми. Душа как будто дремлет в нем: он избегает лишних тревог, волнений, беспокойств. Кроме того, Обломов часто сравнивает свое спокойное, уединенное существование с жизнью других людей и находит, что так, как живут остальные, жить не годится: «Когда же жить?»

Вот что представляет собой неоднозначный образ Обломова. "Обломов" (Гончаров И.А.) был создан с целью обрисовать личность этого персонажа - незаурядую и неординарную по-своему. Ему не чужды порывы и глубокие душевные переживания. Обломов - истинный мечтатель с поэтической, чувствительной натурой.

Характеристика Штольца

Образ жизни Обломова никак нельзя сравнить с миропониманием Штольца. Читатель впервые знакомится с этим персонажем во второй части произведения. Андрей Штольц любит во всем порядок: у него день расписан по часам и минутам, запланированы десятки важных дел, которые нужно срочно переделать. Сегодня он в России, завтра, смотришь, уже неожиданно уехал за границу. То, что Обломов находит скучным и лишенным смысла, для него важно и значительно: поездки в города, деревни, намерения улучшить качество жизни окружающих.

Он открывает в своей душе такие сокровища, о каких даже не может догадываться Обломов. Образ жизни Штольца целиком и полностью состоит в деятельности, которая питает все его существо энергией бодрости. Кроме того, Штольц - хороший друг: не раз он помогал Илье Ильичу в деловых вопросах. Образ жизни Обломова и Штольца различен между собой.

Что такое «обломовщина»?

Как социальное явление понятие обозначает направленность на праздную, однообразную, лишенную красок и каких бы то ни было перемен в жизни. Андрей Штольц называл «обломовщиной» сам образ жизни Обломова, его стремление к бесконечному покою и отсутствию всякой деятельности. Несмотря на то что друг постоянно подталкивал Обломова к возможности изменить способ существования, тот совершенно не сдвинулся с места, словно ему не хватало энергии, чтобы это сделать. При этом мы видим, что Обломов признает свою ошибку, произнося такие слова: «Мне давно совестно жить на свете». Он чувствует себя бесполезным, ненужным и покинутым, и потому ему не хочется вытирать пыль со стола, разбирать книги, которые лежат уже месяц, лишний раз выходить из квартиры.

Любовь в понимании Обломова

Образ жизни Обломова никак не способствовал обретению реального, а не выдуманного счастья. Он больше мечтал и строил планы, чем действительно жил. Поразительно, но в его жизни было место спокойному отдыху, философским размышлениям о сути бытия, но недоставало сил для решительных действий и осуществления намерений. Любовь к Ольге Ильинской на время вырывает Обломова из привычного существования, заставляет пробовать новое, начать следить за собой. Он даже забывает прежние привычки и спит только ночью, а днем занимается делами. Но все же любовь в мировосприятии Обломова напрямую связана с мечтами, думами и поэзией.

Обломов считает себя недостойным любви: он сомневается в том, может ли Ольга его любить, достаточно ли он подходит ей, способен ли составить ее счастье. Такие думы наводят его на грустные размышления относительно своей бесполезной жизни.

Любовь в понимании Штольца

Штольц подходит к вопросу любви более рационально. Он не предается эфемерным мечтам понапрасну, так как трезво смотрит на жизнь, без фантазии, без привычки анализировать. Штольц - деловой человек. Ему не нужны романтические прогулки при луне, громкие признания в любви и вздохи на скамейке, ведь он - не Обломов. Образ жизни Штольца весьма динамичный и прагматический: он делает предложение Ольге в тот момент, когда понимает, что она готова принять его.

К чему пришел Обломов?

В результате оберегающего и осторожного поведения Обломов упускает возможность построить близкие отношения с Ольгой Ильинской. Женитьба его расстроилась незадолго до свадьбы - слишком долго собирался, объяснялся, спрашивал себя, сравнивал, прикидывал, анализировал Обломов. Характеристика образа Обломова Ильи Ильича учит не повторять ошибок праздного, бесцельного существования, ставит вопрос о том, какова любовь на самом деле? Есть ли она предмет возвышенных, поэтических стремлений, или же спокойная радость, покой, которые Обломов обретает в доме вдовы Агафьи Пшеницыной?

Отчего наступила физическая смерть Обломова?

Итог философских размышлений Ильи Ильича таков: он предпочел похоронить в себе прежние стремления и даже возвышенные мечты. с Ольгой жизнь его сосредоточилась на обыденном существовании. Он не знал большей радости, кроме как вкусно поесть и поспать после обеда. Постепенно двигатель его жизни стал останавливаться, затихать: участились недомогания и случаи Даже прежние раздумья оставили его: для них уже не было места в тихой комнате, похожей на гроб, во всей этой вялотекущей жизни, которая убаюкивала Обломова, все больше отдаляла от реальности. Душевно этот человек был уже давно мертв. Физическая смерть явилась только подтверждением ложности его идеалов.

Достижения Штольца

Штольц в отличие от Обломова не упустил свой шанс стать счастливым: он построил семейное благополучие с Ольгой Ильинской. Брак этот совершился по любви, в которой Штольц не улетал в облака, не пребывал в разрушительных иллюзиях, а действовал более чем разумно и ответственно.

Образ жизни Обломова и Штольца диаметрально противоположны и противопоставлены друг другу. Оба персонажа по-своему уникальны, неповторимы и значимы. Этим может объясняться крепость их дружбы на протяжении многих лет.

Каждому из нас близок либо тип Штольца, либо Обломова. В этом нет ничего плохого, да и совпадения наверняка будут лишь частичными. Глубоким, любящим поразмышлять о сути жизни, скорее всего, окажутся понятны переживания Обломова, его беспокойные душевные метания и искания. Деловые прагматики, которые оставили далеко позади романтику и поэзию, станут олицетворять себя со Штольцем.

Какими картами и в какую игру играли герои "Пиковой дамы"?
Такой вопрос возникает сразу, как только читаешь это произведение.
В этом посте я попробовал ответить на них.

Избранные комментарии к «Пиковой даме» О.С. Муравьёва из сборника «Мериме – Пушкин», 1987, издательство «Радуга», Москва.. Проиллюстрировал русской стандартной колодой карт 1830 года. Вероятнее всего, что именно такими картами играли герои «Пиковой дамы», ну и Пушкин, конечно же:)


«Пиковая дама» была написана в 1833 г. В Болдине. Автограф повести не сохранился, известны лишь три маленьких черновых наброска. Впервые повесть была напечатана в «Библиотеке для Чтения», 1834 г., т. II, кН. 3 (март), отд.1, с. 109-140, подпись «Р». В том же году, сделав несколько незначительных поправок стилистического характера, Пушкин включил «Пиковую даму» в сборник: «Повести, изданные Александром Пушкиным». СПб., 1834.

«Пиковая дама означает тайную недоброжелательность…» - В гадательном арго название карты является символом личности, события или движущей силы, причины происшествия. Дамы как фигурная масть – особенность французских карт, которые вошли в русский культурный обиход в XVIII веке и сразу же, по французскому образцу, прибрели своеобразное романтическое значение в гадании. Гадательные значения переходили и в карточный жаргон, где пиковая дама обычно была символом старухи или «злодейки», всегда отрицательного женского образа.

Однажды играли в карты… - Герои «Пиковой дамы» играют в штос (варианты назывались «фараон» или «банк»). Выигрыш в этой игре был делом чистого случая и не зависел от исусства игрока, ибо никаких закономерностей, вытекающих из самой игры, не существовало. Правила игры были несложны: один из игроков (банкомёт) объявлял ставку на определённую сумму денег. Другой игрок (понтер) заявлял, на какую сумму ставки (банка) он играет (понтирует). При этом можно было «играть мирандолем» - не увеличивая первоначальной ставки, можно было «поставить на руте», т.е. увеличить ставку. Ставка, увеличенная вдвое против первоначальной, называлась «пароли», увеличенная вчетверо – «пароли-пе».

Затем понтер называл карту, на которую он ставил, полагаясь на удачу. Банкомёт начинал «метать банк»: взяв колоду, раскладывал карты поочерёдно направо и налево, переворачивая их крапом(обратной стороной) вниз, т.е. «открывая карты». Если названная понтером карта ложилась направо от банкомёта, выигравшим считался банкомёт, а если налево – понтер. Ставка считалась разыгранной выходом поставленной карты, за ней следовала другая ставка. Талья (промёт колоды) продолжалась до тех пор, пока банк не «срывался», т.е. полностью проигрывался банкомётом, или пока понтирующие не отказывались делать ставки. Проигрыш или выигрыш с первой же ствки назывался «сонника» - сразу.

Если игра происходила в игорном доме между малознакомыми людьми (именно в таких условиях играют Герман и Чекалинский), правила игры несколько усложнялись, с тем чтобы обезопасить игроков от шулерских приёмов. У шулеров были в ходу «порошковые» или «краплёные» карты. Банкомёт мог, определив карту по незаметной метке, быстрым движением «передёрнуть» карты, т.е. задержать нужную карту. Понтер, в свою очередь, мог, незаметно проведя картой по столу, стереть втёртое порошком очко и, таким образом, сделать из шестёрки семёрку или наоборот.

Во избежание подобных случаев, играли двумя колодами, особенно если играли «семпелем», т.е. ставя очень крупную сумму на одну карту, как это делает Герман. При этом использовались свежие колоды, стасованные на фабрике и запечатанные государственной бандеролью. Этот порядок игры соблюдён при игре Германа с Чекалинским («каждый распечатал свою колоду карт»). В таком случае понтер не называл свою карту, а выбирал её из своей колоды и клал на стол не открывая. Банкомёт не знал, на какую карту ставит понтер, и, следовательно, не мог её передёрнуть.

Банкомёт начинал метать свою колоду, и, когда карта, аналогичная выбранной понтером, выходила на ту или другую сторону, понтер открывал свою. Знание правил игры необходимо для правильного понимания событий повести. Прежде всего, ясно, что выиграли все три карты, названные призраком, в том числе и туз: «…направо легла дама, налево туз». Катастрофа произошла потому, что Герман «обдёрнулся» - по ошибке достал из колоды вместо туза даму. К тому же, указание на соблюдение всех правил предосторожности в процессе игры и самый выбор пиковой дамы в качестве решившей игру карты отводит подозрение в нечистой игре: втирать очки можно было только в нефигурные карты.

…старая графиня… - Пушкин записал в своём дневнике: «При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Н.П. и, кажется, не сердятся» (7 апреля 1834 г.). По свидетельству П.В. Нащокина, Пушкин утверждал, что основной прототип графини – княгиня Наталья Петровна Голицина, известная в свете под прозвищем Princesse Moustache (усатая княгиня). Княгиня Голицина (урожд. Графиня Чернышева, 1741-1837) являла собой совершенное воплощение своеобразного исторического типа: влиятельная старуха, законодательница общественного мнения. Она и подобные ей женщины (М.А.Румянцева, Н.Д. Офросимова, Е.А. Архарова и др.) играли значительную роль в жизни дворянского общества. Пушкин знал Голицину уже глубокой старухой. (См.: Лернер Н.О. Рассказы о Пушкине. Л., 1929, с.147-158.)

По словам П.В. Нащокина, основная завязка повести не вымышлена; он слышал от Пушкина, что С.Г. Голицын, по прозвищу «Фирс», рассказал поэту, как однажды, проигравшись, пришёл к бабке просить денег. Денег она не дала, но назвала ему три карты, назначенные ей в Париже Сен-Жерменом. Внук поставил эти карты и отыгрался. (См.: Пушкин в воспоминаниях современников, т. 2. М., 1974, с.195.)

Анекдот о трёх верных картах был вообще широко распространён как в устной, так в письменной традиции. Пушкин сам любил играть в карты, и среда игроков, и ходившие в ней анекдоты были ему широко известны. (См.: Якубовтич Д.П. О «Пиковой даме». – В кН.: Пушких. 1833. Л., 1933, с. 60-62.)

Из всех прозаических произведений Пушкина «Пиковая дама» имела наибольший читательский успех. 7 апреля 1834 г. Пушкин отметил в своём дневнике: «Моя Пиковая дама в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семёрку и туза». П.В. Анненков свидетельствовал, что «Пиковая дама» «произвела при появлении своём всеобщий говор и перечитывалась от пышных чертогов до скромных жилищ с одинаковым наслаждением». (Анненков П.В. А.С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки его произведений. СПб., 1855.)

Ещё подробнее о "Пиковой даме" исследование Виноградова В. В
http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v36/v36-074-.htm?cmd=p

А теперь ещё немного о самих картах. Теперь понятно, что Шалермань, прежде чем создавать свои , вдохновлялся этими народными образцами. А ведь эти карты тоже не возникли ниоткуда, они являются почти прямой копией немецких колод. Подобные так же были в Швеции. Почему не французских, например? Потому что только у немецких колод бубновый король в чалме – это их региональная особенность.

Вот для примера северо-немецкая колода 18-го века из Любека.

Первое упоминание о карточной игре в России относится к началу XVII века. Очевидно, карты вошли в российский обиход в царствование Михаила Федоровича. Занесли их нам, скорее всего, поляки в "смутное время". И почти сразу начались гонения на картежников, постепенно принявшие систематический характер.

"Уложение" царя Алексея Михайловича 1649 года трактовало карты весьма сурово. Резня, грабежи и карточная игра - преступления равно тяжкие. Но то, что строго-настрого воспрещалось по всей Руси, оказалось дозволенным при царском дворе. Когда гораздо позднее, уже в XVIII столетии, была произведена опись имущества Коломенского дворца (любимой резиденции царя Алексея) в нее вошли "две дюжины и семь игорных карт".

Для российских картежников новая эпоха началась в годы правления Петра I. Государь со своими подданными мало церемонился, однако законы, связанные с карточной игрой, при нем сильно смягчились. И все-таки при Петре I карты широкого распространения не получили. Царь не преследовал их, но сам не любил, как и вообще никаких игр, кроме шахмат.

Но уже при Петре II карты попали в число излюбленных придворных забав.

С Петровских времен общественная жизнь столичного дворянства получила в основных своих чертах обличие светской жизни: балы, гуляния, визиты, театры. И еще игра. Большая игра становиться такой сферой дворянской деятельности, что поглощает максимум душевных сил и материальных средств.

Анна Иоанновна карты очень любила, причем любовь эта была весьма своеобразной. Анна к выигрышу не стремилась, наоборот, проигрывала тем из своих приближенных, кого хотела таким образом наградить, с проигравших же сплошь и рядом не требовала уплаты.

При Елизавете Петровне, с ее неуемной тягой к развлечениям, карточная игра в царских апартаментах и богатых дворянских домах становиться чем-то обязательным.

Играли все, даже дамы. Екатерина, зная, что фрейлины, приставленные к ней императрицей, по приказу последней строго следят за супругой наследника престола и доносят Елизавете о каждом ее шаге, усыпляла бдительность своих стражей, проигрывая им в карты немалые деньги.

К моменту вступления Петра III на престол карточные долги великокняжеской четы достигали внушительных размеров.

Вполне официальное поощрение азартной игры в придворном кругу и попытка сугубо полицейскими средствами отбить охоту у подданных следовать дурному монаршему примеру содержится в примечательном указе, в котором говориться что, "в азартные игры (исключая во дворцах Императорского Величества) ни под каким видом и предлогом не играть, а только позволяется употреблять игры в знатных дворянских домах, только не на большие, а на малые суммы денег, не для выигрыша, а для препровождения времени, а кто нарушит указ, будет наказан".

Император Александр I не любил ни карт, ни картежников.

Николай I вернул карты во дворец. Государь каждый вечер играл в карты: партию его составляли приближенные ему сановники или особенно отличенные им дипломаты.

Из занимательного развлечения, служившего забавой и отдыхом, игра в царских апартаментах все более превращалась в некий церемониал, сопровождавший неофициальное общение государя с его ближним окружением. За царским карточным столом мало думали о игре, вовсе не думали о выигрыше или проигрыше - а, вместо того, обсуждали и вырабатывали государственную политику, занимались бюрократическими и дипломатическими играми.

Игра в карты становится в России специфической формой дворянского поведения, чреватого всплесками картежной активности, которая дает нам вереницу занимательных житейских сюжетов, иногда авантюрных, порой драматичных. Это ряд оригинальных и характерных личностей, среди которых немало известных и даже великих.

"Пушкин говорил, - вспоминает П.А. Плетнев, - что сильную игру надобно отнести в разряд тех предприятий, которые, касаясь, с одной стороны близкой гибели, а с другой - блистательного успеха, наполняют душу самыми сильными ощущениями, всегда увлекательными для людей необыкновенных".

Тема карточной игры очень объемна. Она не только раскрывала отсутствие внутренней духовности столичного дворянства того времени - карты сеяли иллюзию равенства игроков за карточным столом. В.Ф. Одоевский свидетельствовал: "За картами все равны: и начальник, и подчиненный, нет никакого различия: последний глупец может обыграть первого философа". Но карточное равенство иллюзорно. Стоило Герману проиграть, и к нему сразу же пропал интерес, он как бы перестал существовать и для молодых офицеров, и для генералов и тайных советников. Автор должен был рассеять данную иллюзию, порождаемую картами. Сословно - чиновный принцип действует неизменно и всегда - даже за карточным столом.

Пушкин изобразил сословно закрытый мир. Герман здесь чужой, случайный человек, он мелькнул на их горизонте, как падучая звезда, и сгорел, исчез навсегда. Две темы повести - русское дворянство после 14 декабря и судьба Германа, лица "романтического", порожденного новым веком, - наглядно выступали в своем единстве.

Ясное понимание процесса игры должно предохранить читателя от всяких недоразумений вроде тех, в какие впал Влад. Ходасевич, стараясь понять проигрыш Германа, как насмешку злых, темных сил, "не то назвавших ему две верных карты и одну, последнюю, самую важную, неверную, не то в последний решительный миг подтолкнувших руку его и заставивших проиграть все". Влад. Ходасевич. "Петербургские повести Пушкина", "Аполлон", 1915, № 3, стр. 47. Все три названные старухой карты - тройка, семерка и туз - выиграли. Герман знал, на какие карты он должен ставить. Но он испытал на себе "власть рока", действие "тайной недоброжелательности": обдернувшись, сам взял вместо туза пиковую даму, с которой слился в расстроенном воображении Германа образ старой графини.

Игра в фараон в "Пиковой Даме" не столько тема авторского повествования, сколько тема разговора между персонажами. Повествование с ироническим благодушием вводит читателя в забавные последствия игры. Сама же игра, как источник возможных коллизий, в развитии темы "Пиковой Дамы" отодвинута в скрытую глубь сюжета. Не автор, а сами персонажи обсуждают им известные сюжетно-бытовые функции игры, связанные с нею анекдоты, как бы подсказывая автору решение литературной задачи.

Бытовой анекдот питал атмосферу картежного арго. "Нигде, - писал кн. П.А. Вяземский в "Старой записной книжке", - карты не вошли в такое употребление, как у нас: в русской жизни карты одна из непреложных и неизбежных стихий. Страстные игроки были везде и всегда. Драматические писатели выводили на сцене эту страсть со всеми ее пагубными последствиями. Умнейшие люди увлекались ею. Подобная игра, род битвы на жизнь и смерть, имеет свое волнение, свою драму, свою поэзию. Хороша и благородна ли эта страсть, эта поэзия, - это другой вопрос. Карточная игра имеет у нас свой род остроумия и веселости, свой юмор с различными поговорками и прибаутками.

В комедию, драму, шуточную поэму, сатирический очерк, вообще в низкие жанры литературы, карточное арго имело доступ еще с половины XVIII в. В конце XVIII в. оно получает права свободного входа в средний стиль литературного повествования. Например, в романе "Игра судьбы" Николая Эмина (1789 г. 2-е изд. 1798 г.), письмо Нелеста к Всемилу рисует галлерею дворянских портретов: "Лжесвята по утру служит молебны, торгуется с мясниками, потом сечет без милости слуг и бьет по щекам служанок, после обеда читает чети минеи, вечер посвящен карточной игре, ужин Бахусу, а ночь отставному капитану Драбантову. Ослов от радости вне себя, шестерка рутировала ему целый вечер. Он надеется, что с завтрешнего дня во всем городе не будет ни одной шестерки" (26 стр.). Ср. кое-какие указания на игрецкие темы в повести и романе XVIII в. у В.В. Сиповского в "Очерках из истории русского романа" и в работе Белозерской о В.Т. Нарежном (СПб., 1896).

Но в "Пиковой Даме" тайны карточной игры уже в первой главе освобождены Томским от истолкования их разгадки в шулерско-бытовом плане. Прежде всего характерно, что они связаны со старухой и - через нее - с Калиостро. Кроме того, предположение о шулерской уловке сразу же отрицается Томским:

" - Может статься, порошковые карты! подхватил третий.

Не думаю - отвечал важно Томский".

Порошковые карты, на ряду с очковыми и пружинковыми, получались путем "втирания очков". В.И. Чернышев. "Терминология картежников", сб. "Русская речь", в. II. "Порошковые карты, - описывает "Жизнь игрока", - делаются так: берется, например, шестерка бубен: на том месте, где должно быть очко для составления семерки, намазывается некоторым несколько клейким составом, потом на сию карту накладывается другая какая-нибудь карта, на которой в том месте, где на первой карте надобно сделать очко, прорезано точно также очко. В сей прорез насыпается для красных мастей красный порошок, а для черных черный. Сей порошок слегка прилипает к помазанному на карте месту и когда нужно бывает сделать из семерки шестерку: то понтер, вскрывая карту, должен шаркнуть излишним очком по столу, и очко порошковое тотчас исчезает" (т. I, стр.55-56).

Самый выбор пиковой дамы, как стержня карточной игры и связанной с ней драмы, должен еще более отстранить подозрение о порошковых картах. Ведь втирать очки можно лишь в нефигурные карты (от двойки до семерки и в девятке). Таким образом, последняя из трех карт, на которые делал ставки Герман (туз или пиковая дама), была непригодна для шулера, играющего на порошковых картах. Тройка, семерка и туз в пушкинской повести, непосредственно суля выигрыш, могли быть свободно назначены и выбраны понтером.

Правда, в стиле "Пиковой Дамы" есть еще одно выражение, которое может навести на мысль о шулерской уловке. Это слово обдернуться в последней главе повести: " - Туз выиграл! - сказал Герман, и открыл свою карту. - Дама ваша убита, - сказал ласково Чекалинский. Герман вздрогнул; в самом деле, вместо туза у него стояла пиковая дома. Он не верил своим глазам, не понимая, как мог он обдернуться".

Однако, слово обдернуться в начале XIX в. вышло из узких границ картежного языка. Для понимания значения этого слова в языке Пушкина существенно такое место из письма поэта к брату Л.С. Пушкину от 1 апреля 1824 г. с упреком за распространение среди публики списков "Бахчисарайского Фонтана" до объявления поэмы в печати: "жаль, если книготорговцы, в первый раз поступившие по Европейски, обдернутся и останутся в накладе - да вперед невозможно и мне будет продавать себя с барышом".

В "Словаре Академии Российской" (ч. IV, 1822, стр. 19) это картежное значение слова обдернуться не указано. В "Словаре церковно-славянского и русского языка" 1847 г. (т. III, стр.6) это значение формулировано так: "ошибочно выдернуть. Обдернуться картою".

Таким образом Пушкин перемещает анекдот о трех верных картах из шулерски-бытовой плоскости в сферу кабалистики.

"Пиковой дамы" играли в популярную в те годы карточную игру "штосс" (в XVIII веке её называли "фараон", "фаро", "банк"). Правила игры очень простые. Один или несколько игроков загадывали карты в колоде, которая находилась в руках у банкомёта. Банкомёт "держал талью" или метал, то есть открывал по одной карте в колоде и поочерёдно раскладывал их слева и справа от себя. Если загаданная игроком карта выпадала слева, то выигрывал игрок, если справа, то выигрыш доставался банкомёту.

В "штосс" играли на деньги. Игрок или "понтёр" (от слова "пуанта" или point - точка, указывать на что-то) называл сумму и загадывал карту и объявлял её - это называлось "играть мирандолем". Можно было "играть на руте", то есть постоянно увеличивая ставки вдвое или "играть пароли-пе", то есть увеличивая ставки в четыре раза.

Именно об этом ведут разговор герои повести: "Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова <…>

Что ты сделал, Сурин? - спросил хозяин.

Проиграл, по обыкновению. Надобно признаться, что я несчастлив: играю мирандолем, никогда не горячусь, ничем меня с толку не собьёшь, а всё проигрываюсь!

И ты ни разу не соблазнился? Ни разу не поставил на руте?. Твёрдость твоя для меня удивительна.

А каков Герман! - сказал один из гостей, указывая на молодого инженера, - отроду не брал он карты в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов сидит с нами и смотрит на нашу игру!" (VI, 210).

При 2 или 4-кратных увеличениях ставок можно было выиграть очень большие деньги, поэтому и банкомёт и понтёры иногда прибегали к уловкам. Самая обычная хитрость - "крапленые карты", то есть имеющие чуть заметные условные отметины на крапе карт, которые, конечно, готовились заранее. Для того, чтобы шулерство было невозможно, особенно при игре на большие ставки, игроки использовали специальные правила. Они заключались в том, что игрокам подавались новые, ещё не распечатанные колоды карт: одна игроку, другая банкомету. Понтёр не просто загадывал карту, а выбирал загаданную карту и клал её рядом с собой, иногда клал крапом вверх и даже не называл её своему противнику, обычно такая карта отмечалась загибанием угла. Понтёр следил за открывающимися картами из колоды банкомёта, когда выпадала загаданная карта, он открывал свою и называл её. При таких строгих правилах шулерство было исключено.

Именно так играли Герман и Чекалинский. В первый день он поставил на карту 47 тысяч: "Герман вынул из кармана банковый билет и подал его Чекалинскому, который бегло посмотрев его, положил на Германову карту. Он стал метать. Направо легла девятка, налево тройка. "Выиграла! ” - сказал Герман, показывая свою карту. <…> На другой день вечером он опять явился у Чекалинского. Хозяин метал. Герман подошёл к столу; понтёры тотчас дали ему место. Чекалинский ласково ему поклонился. Герман дождался новой тальи, поставил карту, положив на неё свои сорок семь тысяч и вчерашний выигрыш. Чекалинский стал метать. Валет выпал направо, семерка налево. Герман открыл семерку. Все ахнули. <…> В следующий вечер Герман явился опять у стола. <…> Герман стоял у стола, готовясь один понтировать противу бледного, но всё улыбающегося Чекалинского. Каждый распечатал колоду карт. Чекалинский стасовал. Герман снял и поставил свою карту, покрыв ее кипой банковых билетов. <…> Чекалинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз. "Туз выиграл! ” - сказал Герман и открыл свою карту. "Дама ваша убита,” - сказал ласково Чекалинский. Герман вздрогнул: в самом деле. Вместо туза у него стояла пиковая дама. Он не верил своим глазам, не понимая, как мог он обдёрнуться…" (VI, 236-237).

Почему Герман проиграл? Скорее всего, в новой колоде со свежей краской Герман, найдя туз, потянул и склеившуюся с ним даму. Уверенный в своём выигрыше, он не проверил карту. Покойная графиня (независимо от того, являлась ли она ему как привидение или это был пьяный сон) не обманула, налево действительно выпал туз. Следовательно, Герман проиграл случайно? Если признать случайность, то в повесть в самом деле окажется занимательным анекдотом. Мы не можем с этим согласиться, зная долгую творческую историю "Пиковой дамы". Чтобы выяснить вопрос, следует тщательно разобраться в произошедшем с самого начала.

Герман узнал тайну выигрышных карт от покойной графини, но задолго до этого тайна уже будто бы известна Герману, так как в его словах часто звучат те заветные цифры: "Что, если старая графиня откроет мне свою тайну! - или назначит мне эти три верные карты! <…> Нет! Расчёт, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость! …" (VI, 219). Выигрышные карты уже названы, ещё нет туза, но и он тоже закономерно появится. Часто повторяемая Германом фраза "Эти три верные карты" являются правильным дактилическим стихом, у него вырастает продолжение: "тройка, семёрка, -". Может быть три карты Германа были простой случайностью, просто сильно желаемое в какой-то момент породило иллюзию таинственного явления графини, может быть никакой фантастики, никакой страшной тайны и не было?

Повесть постоянно держит читателя на грани реального и фантастического, не позволяя окончательно склониться в ту или иную сторону. Повесть разворачивается по аналогии с карточной игрой - направо и налево. Как понтёр постоянно находится между правым и левым, между выигрышем и проигрышем, так и читатель на грани двух миров: реального, где всё объяснимо, и фантастического, где всё случайно, странно. Этот принцип двоемирия последовательно воплощён в повести.

Карточные игры были не просто популярной забавой, они воспринимались как своего рода образ мира. Всё в жизни подобно игре. Известны такие примеры. В 1820 г. в Гофман опубликовал повесть "Spielerglьck", где герой проигрывает свою возлюбленную в карты. Гофман не знал истории, которая случилась в Москве в 1802 г.: князь Александр Николаевич Голицын, знаменитый мот, картёжник и светский шалопай, проиграл в карты свою жену Марию Григорьевну (урожд. Вяземскую) московскому графу Льву Кирилловичу Разумовскому, за этим последовал развод и новая свадьба. Один и тот же сюжет независимо возник в жизни и в литературе, ясно, что причиной этому некоторая модель поведения, заложенная в человеческом сознании. Эта модель воплощена в карточной игре. Именно в карточной игре, а не в популярных тогда бильярде или шахматах, - в картах велика роль случая.

В самой природе карт заложено двоемирие: они простые знаки, "ходы" в игре и имеют смысл в гадательной системе. Этот второй символический план их значений проникает в первый и тогда случайное выпадание карт превращается в некий текст, автором которого является Судьба. В карточной игре виделся поединок с судьбой. Герман в "Пиковой даме" тоже вступает в этот поединок.

Герман - "сын обрусевшего немца", "душа Мефистофеля, профиль Наполеона". Его имя напоминает о его родине Германии, но его переводится с немецкого: Herr Mann - человек. Герман усвоил чисто национальные качества: расчёт, умеренность, трудолюбие. Но он не "чистый" немец, он сын обрусевшего немца - свои три верные качества он намерен использовать в Наполеоновских целях, он задумал стать богатым, он вступил в поединок с судьбой. Тамарченко Н.Д. О поэтике «Пиковой дамы» А.С. Пушкина // Вопросы теории и истории литературы. - Казань, 1971.

Он играет с Лизаветой Ивановной. Играет в любовь, но имеет ввиду совершенно другую цель (см. VI, 221). Лизавета Ивановна поступает по правилам - она влюбляется, Герман эти пользуется для проникновения в дом графини (см. VI, 224).

Герман играет и с графиней. Герман готов "подбиться в её милость - пожалуй, сделаться, её любовником" (VI, 219); проникнув в её спальню, он обращается к старухе "внятным и тихим голосом", он наклоняется "над самым её ухом", то сердито возражает (VI, 225), то обращается к её чувствам "супруги, любовницы, матери" (VI, 226), то вдруг, стиснув зубы, "вынул из кармана пистолет" (VI, 226). Герман ведёт себя не по правилам, сменяя роли.

Весь ему кажется игрой, более того, ему кажется, что он управляет этой игрой. Ведь всё получилось: обманул Лизавету, узнал тайну карт. И вот ходи и всё вокруг как бы превратилось в карточные знаки (цит. VI, 234).

Эту ситуацию игры с окружающими Герман пытается перенести на игральный стол: он имитирует игру по правилам "штосса", а на самом деле знает карты.

Герман попытался обмануть саму стихию жизни. Герман всё рассчитал, но жизнь не поддаётся расчёту, в ней царит случай.

В понимании Пушкина случай - не отклонение от нормы, хаотическое и бессмысленное, для него случай - одно из созидательных начал жизни:

О, сколько нам открытий чудных

Готовит просвещенья дух,

И Опыт, [сын] ошибок трудных,

И Гений, [парадоксов] друг,

[И Случай, бог изобретатель].

Игра - это и есть одно из наглядных проявлений Случая. Игра вносит живое начало в автоматизированную жизнь: Чекалинский всегда хладнокровно и вежливо играет, Сурин всегда проигрывает, Лизавета Ивановна действует по программе сентиментальных романов и т.д. Герман понял эту закономерность и решил хитростью занять себе иное место, он задумал обмануть систему, решил в один миг из военного инженера стать богатым человеком. Тамарченко Н.Д. О поэтике «Пиковой дамы» А.С. Пушкина // Вопросы теории и истории литературы. - Казань, 1971. Герман - продолжение романтического героя, но Герман - герой своего времени, который скоро продолжится в литературе, например, в образе Чичикова. Расчёт и хитрость Германа имели временный успех и это вызвало сбой в автоматическом ходе жизни: Чекалинский побледнел, игроки прекратили свою игру и пришли посмотреть. Однако Герман не выдержал и проиграл. Автомат сломал его и снова включился: "игра пошла своим чередом" и жизнь пошла своим чередом. Лизавета вышла замуж и у нее "воспитывается бедная родственница" (программа повторяется), Томский стал ротмистром и женится (эта программа ожидала Германа).

Итак, Герман проиграл в карты самой жизни, так как случайно обдернулся. Однако на этом содержание повести Пушкина не исчерпывается. Случай воспринимается как наказание Герману. Наказание за что?