Заболоцкий движение. Заболоцкий николай - движение. «Движение» Николай Заболоцкий

Движение

Поэт: Заболоцкий Н. А.

Сидит извозчик, как на троне,
Из ваты сделана броня,
И борода, как на иконе,
Лежит, монетами звеня.
А бедный конь руками машет,
То вытянется, как налим,
То снова восемь ног сверкают
В его блестящем животе.

Загадочными, парадоксальными, на первый взгляд, представляются и творчество, и сама личность Николая Алексеевича Заболоцкого - замечательного русского поэта-философа XX века, самобытного художника слова, талантливого переводчика мировой поэзии. Войдя в литературу в 20-х годах в качестве представителя Общества реального искусства (Обэриу), автора авангардистских произведений и создателя так называемого "ребусного" стиха, со второй половины 40-х годов он пишет стихотворения в лучших традициях классической русской поэзии, где форма ясна и гармонична, а содержание отличается глубиной философской мысли. На протяжении всей жизни Н. Заболоцкий пользовался авторитетом человека рассудительного и предельно рационального; в 50-е годы, в зрелом возрасте, он имел внешность чиновника средней руки, непроницаемого и высокомерного для малознакомых людей. Но созданные им произведения свидетельствуют о том, каким тонкочувствующим и отзывчивым сердцем он обладал, как умел любить и как страдал, каким требовательным был к себе и какие величайшие бури страстей и мыслей находили утешение в его способности творить прекрасное - мир поэзии.
Творчество поэта рождало споры в литературных кругах, у него было немало поклонников, но немало и недоброжелателей. Его подвергали клеветническим обвинениям и репрессиям в 30-х годах, предали забвению в 60-х и вновь - заслуженно - вознесли в 70-х. Тернистым и трудным был его творческий путь.
Литературное наследие Н. А. Заболоцкого сравнительно невелико. Оно включает томик стихотворений и поэм, несколько томов поэтических переводов зарубежных авторов, небольшие произведения для детей, несколько статей и заметок, а также его немногочисленные письма. Однако до сих пор литературоведы дискутируют по вопросам его творческой эволюции, о ее движущих силах, о принципах ее периодизации.
В настоящее время творчество Н. А. Заболоцкого по праву занимает видное место в литературе, так как ему, несмотря на трудную жизнь и неблагоприятные исторические условия для совершенствования и проявления таланта, удалось вписать новое весомое слово в русскую поэзию.

Ефим Эткинд

ДВА «ДВИЖЕНИЯ» - ДВЕ ЭСТЕТИКИ

         Одно из стихотворений, о которых пойдет речь, создано в 1910 году Осипом Мандельштамом:

         Где вырывается из плена
         Потока шумное стекло,
         Клубящаяся стынет пена,
         Как лебединое крыло.
         О время, завистью не мучай
         Того, кто во время застыл;
         Нас пеною воздвигнул случай
         И кружевом соединил <1>.

         Второе написано полтора десятилетия спустя (в 1927 году) Николаем Заболоцким, оно входит в сборник «Столбцы»:

         Движение

         Из ваты сделана броня,
         И борода, как на иконе,
         Лежит, монетами звеня.

         То вытянется, как налим,
         То снова восемь ног сверкают
         В его блестящем животе <2>.

         Оба эти стихотворения близки друг другу и внешне и внутренне. Внешне, потому что они оба:

Представляют собой восьмистишия;
- написаны четырехстопным ямбом;
- обладают одной и той же системой рифм - перекрестной;
- окончания альтернируют по тому же закону каталектики:
женские - мужские - женские - мужские (ж-м-ж-м)...

         Таким образом, схема обоих стихотворений выглядит примерно так: я4: Жм Жм Жм Жм (пишу «примерно», потому что стихотворение Заболоцкого во второй строфе отходит от формулы; об этом - ниже);
         Внутренне, потому что они посвящены одной и той же теме: движению, или, точнее, противопоставлению движения и покоя.
         В то же время оба эти стихотворения резко различны,- они представляют собой едва ли не противоположные эстетики.
         Восьмистишие Осипа Мандельштама - развернутая метафора: жизнь человека уподоблена водопаду. Водопад - единство бурно движущегося водяного потока и застывшей пены, кажущейся неподвижной. Противопоставлению потока и пены, движения и покоя, посвящена первая строфа; две строки - потоку, две строки - пене. Второе четверостишие - риторическое (в духе поэзии XVIII века) обращение к Времени; оно содержит оправдание покоя сравнительно с движением-покой пришел «во время» и соединил, видимо, любящих - друг с другом. Неожиданное и важнейшее слово стихотворения - глагол «воздвигнул»: «Нас пеною воздвигнул случай». Он, этот глагол, отличается высокой торжественностью; ср. «Лишь ты воздвиг, герой Полтавы, Огромный памятник себе» или «Я памятник себе воздвиг нерукотворный»; оба эти пушкинские употребления-переносные, и все же глагол «воздвигнуть» повышенно конкретен. То же соединение метафоричности с безусловной конкретностью - в других пушкинских контекстах: «Свободой грозною воздвигнутый закон» («К вельможе»); «И скоро в смутах, в бранных спорах, Быть может, трон воздвигну я» («Полтава»); «Лишь захочу - воздвигнутся чертоги» («Скупой рыцарь»). Пена уподоблена величественному монументу,- благодаря глаголу «воздвигнуть» состояние покоя, соединившее любящих, становится необыкновенно возвышенным. В целом философия стихотворения оказывается похвалой своевременного покоя, сменяющего движение, которое имеет значение освободительное (поток «...вырывается из плена»). Его можно понять и как противопоставление возрастов: юношеской пылкости и зрелой мудрости; в таком случае «мы» не столько любящие, сколько единомышленники.
         Восьмистишие Мандельштама метафорично насквозь. Оно и в целом - большая метафора, но и детали его метафоричны:

        ...вырывается из плена (1)
         Потока шумное стекло (2)
        ...стынет пена (3)
        ...того, кто... застыл (4)
         Нас пеною воздвигнул случай (5)
         И кружевом.соединил (6)

         Этому ряду метафор, носящему романтический характер, противостоит царящая во второй строфе классицистическая образность: два отвлеченных понятия, приобретших черты аллегорий; одно из них господствует в первых двух строках («О время...»), второе - в заключительных («случай»). Стихотворение ориентировано на прошлое, ближе всего оно к архаической поэтике Тютчева; ведь именно у Тютчева соединились друг с другом романтические метафоры и классицистические аллегории (ср. «Весенняя гроза» - «Люблю грозу в начале мая» с характерной для классицизма концовкой: «Ты скажешь, ветреная Геба...», или стихотворение «Летний вечер»: «Уж солнца раскаленный шар...», в конце которого появляется аллегорический образ Природы - «Как бы горячих ног ея / Коснулись ключевые воды»). Главный в стихотворении Мандельштама - образ пены; ведь самый поток, движение, в оправдании не нуждается. Пену же, метафору покоя, поэт возвышает всячески; сначала поэтически, посредством привычно возвышенного сравнения: «Как лебединое крыло»; затем чисто стилистически - «воздвигнул»; наконец,- эстетически: «кружевом соединил». Все эти элементы теснейше связаны с литературной традицией; можно показать, что каждый стих Мандельштама более или менее точная цитата из Баратынского, Тютчева, Пушкина или Державина, хотя, конечно, художественный нерв его вещи, стих «Нас пеною воздвигнул случай» - феноменально самостоятелен.
         Стихотворение Николая Заболоцкого относится к иной эстетике. Прежде всего, оно антитрадиционно и в целом, и во всех частностях. В центре его не явление пейзажа, а - извозчик. Подобно тому, как «извозчик» состоит из двух частей, стихотворение распадается на две строфы. Первая посвящена неподвижной части: не шевелится сам кучер, недвижима пролетка. Вторая посвящена лошади, которая в состоянии непрерывного движения: передвигая ноги, она стремительно мчится. Стабильность кучера и пролетки воплощена в рифмовке строфы, которая стоит на полнозвучных четырех рифмах, как стол на четырех ножках: Ав Ав (троне - броня - иконе - звеня),- устойчивость строфы усилена еще и тем, что все четыре рифмы объединены согласным звуком ‘н’. Второе четверостишие, передающее динамику, дерзко обманывает читательское ожидание: ‘сверкают’ не рифмует с ‘машет’, ‘животе’ ничем не похоже на ‘налим’; отсутствие рифм воспринимается как фигура динамики на фоне повышенной устойчивости предшествующей строфы. Перед нами, таким образом, уже по строфическим признакам, соединение противоположностей. Феномен извозчика представляет собой, говоря языком гегелевской диалектики, единство противоположностей: движения (лошади) и неподвижности (кучера и пролетки), динамики и статики, отчетливо видимого (всегда равного себе) и видимого неясно (ибо непрерывно изменяющегося).
         С этим единством противоположностей связана и образная система. В строфе 1 друг с другом перекликаются глаголы ‘сидит’ (1) и ‘лежит’ (4), поставленные в сходной позиции в начале стиха, а сравнения - «как на троне», «как на иконе»,- тоже своим параллелизмом утяжеляет фразу. Метафор тоже две: «Из ваты сделана броня», и борода «Лежит, монетами звеня» (она, видимо, рыжая, как медяки). Сравнение рифмует со сравнением, метафора с метафорой: это тоже утяжеляет строфу, увеличивает ее статичность.
         Строфа II нарушает ожидание каждым элементом - не только неожиданным отсутствием рифмы. Первый стих удивляет и эпитетом «бедный конь», и словом ‘руками’ (вместо «ногами»), и даже глаголом ‘машет’ (ср. нормальную фразу: «А гордый (или: усталый) конь перебирает ногами»); удивляет глагол ‘вытянется’, но еще больше сравнение ‘как налим’ (разве налим вытягивается?), и дальше: «восемь ног сверкают - В его блестящем животе». Почему восемь? Почему - в животе? Задумавшись, можно все объяснить: лошадь так быстро передвигает ноги, что их кажется восемь, а, если поглядеть снизу, например, с точки зрения шмеля, эти мелькающие ноги будут отражаться в животе (так обычно изображают мир живописцы, близкие к футуризму, - например, Пикассо, увидевший кошку глазами пожираемой ею птицы).
         Два стихотворения, тождественные по внешней форме и по теме, оказываются глубоко различны и по содержанию, и по художественной форме в широком смысле термина. Стихотворение О. Мандельштама относится к эстетике культурно-исторической традиции. Каждый элемент стихотворения так или иначе связан с художественным прошлым. Прежде всего, самое уподобление жизни - водопаду; у Державина:

         Не жизнь ли человеков нам
         Сей водопад изображает?
         (Водопад, 1791-1794).

         Но и каждая деталь: стекло потока, лебединое крыло, обращение к Времени... «О, время...» В частности, в связи с последним - ср. у Ламартина (Le Lac, 1817):

         О Temps, suspends ton vol, et vous, heures
         propices Suspendez votre cours...

         В подражании И. И. Козлова «Ночь на реке» (из Ламартина) (1821):

         О время, не спеши!
         Летишь ты, и с собою
         Мчишь радость жизни сей...

         В переводе А. Волкова (1825):

         О время, удержи свой гибельный полет!
         Часы крылатые! постойте! не спешите!..

         В переводе А. Фета (Озеро, 1840):

         О время, не лети!
         Куда, куда стремится
         Часов твоих побег?..

         Обращение Ламартина к Времени восходит к оде Антуана Леонара Тома (1732-1785) Antoine-Leonard Thomas «Ода Времени» (Ode sur le Temps), которая, по свидетельству В. Э. Вацуро и В. А. Мильчиной, была «широко известной (в том числе в России)» <3>.
         У Тома «Ода» Начинается с такого обращения-в первой же строфе читаем:

         Le compas d’Uranie a mesuré 1’espace.
         О Temps, etreinconnu que 1"ame seule embrasse,
         Invisible torrent des siécles et des jours,
         Tandis que ton pouvoir m’entraine dans la tombe,
         J’ose, avant que j’y tombe,
         M"arrêter un moment pour contempler ton cours.

         Обращение к Времени содержится и в заключительной, 18-ой строфе оды,- Ламартин дословно повторил формулу Тома:

         О Temps, suspends ton vol, respecte ma jeumesse...

         Так что, восклицая: «О время, завистью не мучай...», О. Мандельштам примкнул к полу-торавековой традиции, укоренившейся в европейской поэзии.
         Эстетика Заболоцкого противоположна. И в целом, и в частностях стихотворение отходит от всякой привычности,- это эстетика неожиданности; иначе ее можно назвать эстетикой оголенного слова.
         Ошеломляюще неожиданна центральная метафора: извозчик, олицетворяющий движение, как единство противоположностей. Следуют одна за другой отдельные элементы, содержащие неожиданные столкновения: извозчик - трон (кучер в роли монарха), вата -броня (вопиюще-противоположные понятия), борода - монетами звеня (зримое передано через звуковое), конь - руками, восемь ног... Все это, однако, вправлено в традиционную форму того же четырехстопного ямба, каким пользовался Мандельштам (а до него вся классическая русская поэзия), с той же перекрестной рифмовкой; соединение классической строфики со взрывчатой лексикой и образностью само по себе ошеломляет. Метрико-строфическая форма оголена, как и каждое слово, иронически остранена и приобретает самостоятельность.
         Этот пример позволяет в ином ракурсе, нежели обычно принято, увидеть соотношение содержания и формы в поэзии. Не пора ли эти, уже лишенные смысла, термины заменить другими, более соответствующими сегодняшнему взгляду на словесное искусство?
____________________________

<1> Привожу по хранившейся у меня беловой рукописи. Я подарил ее в 1964 году Фриде Абрамовне Вигдоровой (1914-1965). В сб. «Камень» это стихотворение не вошло.
<2> Н. Заболоцкий. Столбцы. Издательство писателей в Ленинграде, 1929, с. 32.
<3> Французская элегия XVIII-XIX веков в переводах поэтов пушкинской поры. М., «Радуга», 1989, с. 660.

Эткинд, Е. Два «Движения» - две эстетики // Литературная учеба, 1990, № 6. С. 155-157. Также: Культура русского модернизма. UCLA Slavic Studies, New Series, Vol.1. M., 1993.С. 92-96. ,

В.В. Бровар

«А БЕДНЫЙ КОНЬ РУКАМИ МАШЕТ…»

         Николай Алексеевич Заболоцкий (1903-1958) входил в Объединение реального искусства (ОБЭРИУ), существовавшее в Ленинграде с 1927 до начала 1930 года. Членами литературной секции ОБЭРИУ были К.К. Вагинов, А.И. Введенский, Д.И. Хармс, И.В. Бахтерев, Ю.Д. Владимиров, Д.М. Левин и др., опубликовавшие свой манифест в «Афишах Дома Печати» (1928. № 2), в котором провозглашали себя «творцами не только нового поэтического языка, но и создателями нового ощущения жизни и ее предметов». «Достоянием искусства», по их мнению, становится «конкретный предмет, очищенный от литературной и обиходной шелухи», и в поэзии «с точностью механики» его передает «столкновение словесных смыслов».
         Стихотворение Н. Заболоцкого «Движение», строка из которого вынесена нами в заголовок статьи, было написана 6 декабря 1927 года и вошло в сборник «Столбцы» (1929), привлекший сразу большое внимание к его автору своей оригинальностью, необычностью поэтических образов. «Столбцы» с их специфической поэтикой оказались важным событием литературной жизни 20-х годов, они неразрывно связаны с художественно-эстетическими представлениями той эпохи.
         Н. Заболоцкий в «столбцах» предстает прежде всего как поэт города - Петрограда-Ленинграда 20-х годов. Действие происходит в той части города, где жил поэт - в районе не официальном, не торжественном. Обратимся к стихотворению «Движение» - цели предстоящего разговора:

         Сидит извозчик как на троне,
         из ваты сделана броня,
         и борода, как на иконе,
         лежит, монетами звеня.
         А бедный конь руками машет,
         то вытянется, как налим,
         то снова восемь ног сверкают
         в его блестящем животе.

         После внимательного прочтения стихотворения видно, что оно посвящено не уличной сцене, в которой участвуют извозчик и его лошадь, а самому движению как процессу (в противоположность статичности). Установка на изображение «чистого» движения обусловлена необычным, нетрадиционным видением мира. Эта непосредственность восприятия объясняется способностью поэта смотреть «на предмет голыми глазами». И следует очень осторожно относиться к упрощенному пониманию ранней поэзии Заболоцкого, будто бы рассчитанной на детское восприятие или похожей на пародию. Необходимо помнить слова самого поэта: «...то, что я пишу, не пародия, это мое зрение» (Воспоминания о Н. Заболоцком. Изд. 2. М., 1984. С. 199). Подтверждением сказанному и является его «Движение», в котором все изобразительные средства подчинены главной задаче - передать мир таким, каким его видит поэт. А посему: простота стихов Заболоцкого лишь кажущаяся, на самом деле поэт сковывает себя жесткими рамками, отбрасывая вторичное, то, что привнесено в сознание человека опытом, автор «передает свои впечатления от вещей, не заботясь о том, как “надо” их видеть и как “полагается” об этом говорить» (Турков А. Николай Заболоцкий. М., 1966. С. 23).
         У Заболоцкого в ранней поэзии соотношение «предмет - словесный образ» динамично, подвижно, взаимообратимо; по его собственному выражению, стихи создаются так: «...И дневные впечатленья / В свою книжечку писать» («Вопросы к морю»). Возможен также и обратный процесс, когда уже написанное может вновь стать материальным: «Но я, однообразный человек, / Взял в рот длинную сияющую дудку, / Дул, и, подчиненные дыханию, / Слова вылетали в мир, становясь предметами» («Искусство»).
         Основной композиционный прием «Движения» - контраст: первая и вторая части противопоставлены друг другу по признаку «неподвижность (статичность) - движение (динамичность)». Эта антитеза определяет и некоторые другие стихотворения Заболоцкого. Например, в «Футболе» («Ликует форвард на бегу. / Теперь ему какое дело! / Недаром согнуто в дугу / Его стремительное тело. / Как плащ, летит его душа, / Ключица стукается звонко / О перехват его плаща. / Танцует в ухе перепонка, / Танцует в горле виноград, / И шар перелетает ряд») пробивается «динамическая предметность, насыщенная дыханием реальной жизни <...>» (Македонов А. Николай Заболоцкий. Жизнь. Творчество. Метаморфозы. Л., 1968. С. 78), а неподвижность, окаменелость реализуются в стихотворении «Часовой» («На карауле ночь густеет. / Стоит, как башня, часовой. / В его глазах одервенелых <...> А часовой стоит впотьмах»).
         Для наиболее экспрессивного изображения движения автору необходимо сначала показать покой, неподвижность как фон движения (первые четыре строки стихотворения). Изображение покоя дается как бы анфас, это прямая проекция, и сравнение «как на иконе» не случайно: святых на иконах в профиль не изображали; зритель-читатель смотрит снизу вверх - извозчик прямо перед ним, он приподнят, толст, объемен («из ваты сделана броня»). Взгляд снизу позволяет увидеть голову извозчика на фоне его огромной фигуры, его длинную, широкую бороду, как будто переходящую в конскую гриву, в которую, как правило, вплетались монеты, бляхи (отсюда перенос: «...борода... монетами звеня»).
         Во второй части после союза ‘а’ следует резкий переход от статуарности изображаемого к динамичности, намечающийся в конце первого предложения: «...монетами звеня» (звенеть при покое они, естественно, не могут, следовательно, неподвижность извозчика в первой части стихотворения относительна по сравнению со стремительно несущимся конем). Меняется и точка отсчета. Если в первом предложении вид спереди (анфас), то во втором - вид сбоку (профиль). Все стихотворение - это два «кадра» (первое и второе предложения). Во втором «кадре» движение передается предельно экономно, с сознательными лакунами, выделяются только наиболее значащие элементы, при этом представлены две фазы: «то вытянется, как налим» - зафиксирован момент, когда задние и передние ноги животного вытянуты - и некая фантасмагория - удваивающееся количество ног. Цель автора здесь - с помощью контраста наиболее выразительно показать движение: конь вытянут в линию, он застыл на мгновение - сверканье ног; ср. выражение «пятки сверкают» («конь - линия» - единичность и удвоенное количество сверкающих ног - множественность). К сказанному следует прибавить, что в стихе «то вытянется, как налим» лишь два ударения (минимум), на втором и последнем слогах, поэтому мы невольно скандируем строку, подчеркивая тем самым замедленность движения. Динамичность здесь нарушается покоем, и создается впечатление, что конь как бы долго парит над землей (статуарность внутри движения).
         Композиция «Движения» также подчинена основной задаче - демонстрации динамики. Стихотворение состоит из восьми строк, это единый текст, включающий две фразы, равные в стиховом измерении (по четыре строки). Эти фразы несомненно противостоят друг другу по целому ряду признаков, касающихся как содержания, так и его отражения.
         Это произведение Заболоцкого представляет несомненный интерес с точки зрения метрики. Сам поэт «долго считал, что оба четверостишия - рифмованные» (Воспоминания о Н. Заболоцком. С. 406). В отношении первого четверостишия это утверждение сомнений не вызывает (троне - иконе, броня - звеня - точная перекрестная рифма). Характерно, что понятие рифмы для Заболоцкого гораздо шире: у него есть структуры, большие, чем рифма (ср.: троне - броня - иконе - звеня), после которых простая рифма может показаться читателю недостаточной, то есть первые четыре строки - сверхрифма.
         В других случаях автор «Движения» умело компенсирует бедную рифму иными средствами. Что же заставило его долгов время «заблуждаться»? Ответ на этот вопрос, по всей вероятности, в вокалической структуре второго предложения, где выделяются следующие ударные гласные: е - о - а - а/ы - и/о - о -о - а/о - а - е.
         Нетрудно заметить определенную вокалическую организацию этого фрагмента. Три стиха из четырех - это ряды в строгом порядке повторяющихся гласных о - а, с различными модификациями, где усиливается то первый элемент (о-о-о-а), то второй (о-а-а). Выпадают из этой последовательности лишь звуки ‘е’, расположенные симметрично в начале и в конце четверостишия и своеобразно оформляющие его. Аналогичный прием звуковой аранжировки используется и в первой части стихотворения. Резко выделяется в звуковом отношении стих «то вытянется, как налим». Контраст «узких» гласных переднего ряда верхнего подъема ‘ы’, ‘и’ (как варианты одной фонемы) и доминирующего звукового комплекса «широких» гласных ‘о’, ‘а’ непереднего ряда не-верхнего подъема оправдывается семантически тем, что данная строка является сравнением, и поэтому здесь логично звуковое противопоставление. Возможно, вторжение чуждой звуковой темы спровоцировано ударным гласным метафоры (налим) - ‘и’, ассоциирующимся с чем-то длинным, скользким, узким (как и гласный ‘и’).
         Не случаен именно в этой строке и пиррихий на втором и третьем слогах, усиливающий это обособление. Высказывание Заболоцкого о рифмованности второй части стихотворения имеет основания в самом тексте, где в первых и третьих стихах ударные звуки ‘а’ (машет - сверкают), свидетельствующие о неполной (не точной) рифме - ассонансе (ср. также конечные согласные ‘т’). Для организации звуковой структуры используются и слоговые созвучия: ‘руками машет’ в первой строке и ‘снова восемь ног’ в третьей; второй и четвертый стихи имеют одинаковое количество слогов и перекликаются: ‘налим’ и ‘блестящим животе’, при этом повторяющийся союз ‘то - то’ является дополнительным средством организации четверостишия в единое целое.
         Представления о динамике реализуются и на звуковом уровне. Показательно, что опорный комплекс как первой (и - о - о/а - е - а/а - о/и - е - а), так и второй (см. выше) части стихотворения составляет пара звуков о - я. По-видимому, сочетания ‘тр’ (‘троне’), ‘бр’ (‘броня’, ‘борода’) отражают прерывистость, перебои; отдельные же согласные передают свист - ‘с’ (‘сидит’, ‘сделана’, ‘снова восемь’, ‘сверкают, ‘блестящем’), напоминают о мелькании - ‘л’ (‘сделана’, ‘лежит’, ‘налим’).
         Можно заметить, что Заболоцкий по-своему представляет «значение» звуков: основные предикаты покоя (‘сидит’, ‘лежит’) содержат гласные переднего ряда, а предикаты движения (‘машет’, ‘сверкают’) - заднего (хотя, казалось бы, динамичнее, острее именно гласные переднего ряда - здесь же все как бы вывернуто наизнанку) .
         На грамматическом уровне оппозиция «неподвижность - движение» представлена противостоянием статических глаголов (‘сидит’, ‘сделана’, ‘лежит’), подкрепляемых сравнениями, словно пригвождающими к месту (‘как на троне’, ‘как на иконе’), первой части и динамических глаголов второй части (‘машет’, ‘вытянется’, ‘сверкают’). Глаголы, обозначающие состояние (‘сидит’, ‘лежит’), переданы одной формой - 3 л. ед. ч. наст. вр. Значение интенсивности, процессуальности и повторяемости действий второго четверостишия передают союз ‘то - то’ и наречие ‘снова’.
         Все существительные первой части, выражающей полный покой, употребляются в форме ед. числа (кроме ‘монетами’): ‘извозчик’, ‘трон’, ‘вата’, ‘броня’, ‘борода’, ‘икона’. Далее начинается движение - слышен ‘звон’, этому сопутствует и появление мн. числа (‘монетами звеня’). Отметим параллели: покой-единичность, движение-множественность. Во второй части точка отсчета меняется: движение совершается уже относительно ‘коня-налима’ (ед. число), ‘руками’ (мн. число) и ‘живота’ (ед. число), ‘ногами’ (мн. число). Но остается неизменным сложное противопоставление: статичность и единичность - динамичность и множественность. Или другими словами: единичность здесь есть знак неподвижности, множественность - знак движения.
         Идея динамики, описания движения резкими штрихами в черно-белой гамме определяет также и поэтику «Движения», в частности, нарочитую «нелиричность», которая усиливается и синтаксисом стихотворения. Неэкспрессивные конструкции с правильным порядком слов «существительное - глагол» (‘конь’ машет, ‘восемь ног’ сверкают, ‘борода’ лежит) были бы более уместны в прозе, нежели в поэзии. Отсутствие или невыразительность эпитетов (бедный конь, блестящий живот) также не способствует поэтизации образа, который создается самим словом или сочетанием слов (‘из ваты сделана броня … борода … монетами звеня … конь руками машет…’) выраженных конкретными существительными (частями тела: ‘руки’, ‘ноги’, ‘живот’, ‘борода’ или предметами: ‘трон’, ‘икона’, ‘броня’, ‘монеты’).
         В целом это стихотворение служит прекрасным образцом подчинения всей системы поэтических средств главной цели - иллюстрации идеи динамики. Сам текст имитирует движение: ритмом, рифмой, звуками, образами, синтаксическими конструкциями, и Н. Заболоцкому удается создать словесный памятник движению в соответствии с принципами поэтической декларации ОБЭРИУтов.

Бровар В.В. «А бедный конь руками машет...» // Русская речь, 1991, № 2. С. 27-32.

«Движение» Николай Заболоцкий

Сидит извозчик, как на троне,
Из ваты сделана броня,
И борода, как на иконе,
Лежит, монетами звеня.
А бедный конь руками машет,
То вытянется, как налим,
То снова восемь ног сверкают
В его блестящем животе.

Анализ стихотворения Заболоцкого «Движение»

Художественное пространство «Столбцов» построено на алогизме и гротеске. В мире, населенном причудливыми персонажами, возникают парадоксальные ситуации: рыба ловит блох, человек расправляет хвост, дева превращается в щи, печь сравнивается со стыдливой красавицей. Отталкивающую сущность дисгармоничной реальности передает кульминационная сцена финала стихотворения «На рынке». В ней слепая старуха и безрукий инвалид исполняют темпераментный танец, от которого «взвоет» лампа, невольная свидетельница безумного зрелища.

В коротком произведении, датированном 1927 г., также смоделированы образы с необычной структурой. Внимание автора привлекают фигуры двух персонажей: возницы и его коня. С их помощью выявляется основная оппозиция художественного текста - антитеза статики и движения.

Облику извозчика посвящено содержание первой части. Важность позы персонажа выражена сравнением с троном, символом королевского величия. Поэт отмечает черты внешности и элементы одежды: ватный пиджак метафорически уподобляется броне, а борода, традиционный атрибут мужской зрелости, напоминает лирическому «я» иконописный образ. Комическую солидность облика извозчика подчеркивает неожиданная акустическая деталь, обостряющая ироничность лирического повествования, - звон монет, будто исходящий от бороды.

Стремясь отыскать источник звука, субъект речи перемещает взгляд вниз, на лошадь. Изображение животного начинает оценочный эпитет «бедный», который передает сочувствие лирического героя к нелегкой доле коня-труженика. Традиционный ход предваряет авангардистское описание, щедро «приправленное» фантастическими деталями. Образ наделяется руками и восемью ногами. Герой-наблюдатель фиксирует движения коня, и это занятие напоминает работу кинооператора. На первом «кадре» изображены вытянутые тело и ноги животного. Удлиненная форма порождает сравнение с пресноводной рыбой. На втором - конь отталкивается от земли, собрав ноги под животом. Стремительность передвижения порождает зрительную иллюзию, что у бегущего непарнокопытного больше четырех конечностей. Образ коня становится символом, соотносящимся с идеей динамики, вынесенной в название стихотворения.

Новаторская образность контрастирует с подчеркнуто классической формой текста, написанного четырехстопным ямбом. Во второй части произведения автор позволяет себе отойти от канонов размера и принципов перекрестной рифмовки.

Ему нравилось так думать о себе, но он ошибался.

Итак, неопределенность у Паустовского охватывает внешнюю по отношению к человеку сферу окружающего мира и сферу его внутреннего мира. Функции неопределенных местоимений, местоименных наречий и лексем со значением неопределенности не сводятся только к обозначению непознанного или неизвестного -они указывают прежде всего на то, чего в принципе нельзя окончательно определить, что не находит завершенности в слове (счастье, творчество, природа). Но при невозможности закрепить некоторые явления, предметы, качества в слове Паустовскому вполне удается выразить свое представление о мире в соответствии со

своим творческим кредо: «Если писатель, работая, не видит за словами того, о чем он пишет, то и читатель ничего не увидит за ними. Но если писатель хорошо видит то, о чем пишет, то самые простые и порой даже стертые слова приобретают новизну, действуют на читателя с разительной силой и вызывают у него те мысли, чувства и состояния, какие писатель хотел ему передать» («Золотая роза»).

ЛИТЕРАТУРА

Атарова К. Н., Лесскис Е. А. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе Ц Известия АН СССР. Серия литературы и языка. - 1976. - Т. 35. - № 4.

Паустовский К. Лавровый венок. -М., 1985.

А. Г. ЛОШАКОВ

Северодвинск

Почему борода извозчика «лежит, монетами звеня»?

(Лингвопоэтический анализ стихотворения Н. Заболоцкого «Движение»)

Принимая во внимание систему точек зрения наблюдателя как субъекта коммуникативной структуры текста, можно объяснить ряд загадок анализируемого текста Заболоцкого.

Ключевые слова: образ наблюдателя; оптическая точка зрения; архетип, концепт.

На протяжение более десяти лет я начинаю занятия со студентами по курсу «Филологический анализ текста» именно с разбора «Движения» Н. Заболоцкого - стихотворения, в котором, по словам Е. Г. Эткинда, «соединение классической строфики со взрывчатой лексикой и образностью само по себе ошеломляет. Метрико-строфическая форма оголена, как и каждое слово, иронически остранена и приобретает самостоятельность», поэтому данный текст, как никакой другой, «позволяет в ином ракурсе, нежели обычно принято, увидеть соотношение содержания и формы в поэзии» [Эткинд 1990: 157]. Это стихотворение

Лошаков Александр Геннадьевич, доктор филол. наук, профессор Северодвинского гуманитарного ин-та, филиал САФУ им. М. В. Ломоносова. E-mail: [email protected]

полно загадок, оно принципиально мно-госмысленно, полиинтерпретативно. В аудитории возникают одни и те же вопросы: почему «конь руками машет», почему «борода, как на иконе, лежит, монетами звеня», почему «вытянется, как налим»?.. Вероятно, не следует разгадывать каждую из этих загадок отдельно, но каждая из них должна быть рассмотрена (и, конечно же, не отдельно) в контексте художественного целого.

Предлагаемая статья представляет собой опыт филологического анализа столбца Заболоцкого, при этом акцент в разборе делается на лингвопоэтическом и когнитивном аспектах интерпретации, что предусматривает постижение принципов взаимосвязи «поэтических образов с действительностью в смысле совокупности наших реальных представлений» [Потебня 2010: 232].

Стихотворение «Движение» (1927) было создано Заболоцким в один год со знаменитой декларацией «Поэзия Обэри-утов», в которой К. К. Вагинов, А. И. Введенский, Д. И. Хармс, Н. А. Заболоцкий и др., руководствуясь идеей о том, что поэзия должна следовать принципам авангардной живописи (П. Филонов, К. Малевич), призывали поэтов «нового мироощущения» смотреть на мир «голыми глазами», расширять «смысл предмета, слова и действия». Сам же Заболоцкий характеризовался в манифесте как «поэт голых конкретных фигур, придвинутых вплотную к глазам зрителя. Слушать и читать его следует глазами и пальцами, нежели ушами» [Манифест]. Стилистика и композиция «Движения», его концептосфера вполне отвечают этим программным установкам:

Сидит извозчик, как на троне, Из ваты сделана броня, И борода, как на иконе, Лежит, монетами звеня. А бедный конь руками машет, То вытянется, как налим, То снова восемь ног сверкают В его блестящем животе1.

Отправной точкой для интерпретации текста является концептуальное содержание его названия. Оно программирует тему, мотивы, предмет изображения - событие в его еще не проясненных составляющих - сценарии, сценах, образах. По мере развертывания текста, по мере того как читатель все более и более вчитывается в него (вспомним удачную формулу из стихотворения Н. Рыленкова «Все в тающей дымке....»: «Здесь мало увидеть, здесь надо всмотреться»), предмет изображения будет обретать все большую и большую четкость и наполняться уникальными личностными смыслами.

Название столбца «Движение» вне соотнесенности с его содержанием может восприниматься как обозначение той формы движения, которую И. Кант называл «чистой величиной (РипШт) в его

1 Цит. по изд.: Заболоцкий Н. Избранные произведения: В 2 т. - М., 1972 [Заболоцкий 1972].

сложении»: она дается сознанию, когда игнорируются «качества подвижного» [Кант 1966: 65]. В соотнесенности же заголовка с текстом идея «чистого движения» не исчезает, но сопрягается с иными сигнификативными смыслами концепта «движение» - философскими, механическими, мифопоэтическими, архе-типическими, выводящими текст в лоно культуры, проясняющими метафорическое, архетипическое в своей сути, концептуальное основание текста.

Конституируют это основание метафорические модели «транспорт» и «персонификация», традиционно используемые в текстах словесного искусства2. Посредством данных моделей выражаются, во-первых, идеи движения, эволюции (развития, истории) мира, природного и социального, идея жизни как движения: жизни колесница (Ж у к о в с к и й), телега жизни (Пушкин; Чехов); кляча истории (Маяковский), жизнь - паровоз (Каменский). Во-вторых, именуется субъект, определяющий направление движения, его цель: ямщик, возница, кормчий и т.п.: Ямщик лихой, седое время, Везет, не слезет с облучка (Пушкин). Традиционность данной модели, ее широкое использование в поэтических контекстах позволяет рассматривать ее в качестве интертекстуального фактора актуализации целого спектра смысло-обра-зов, входящих в ассоциативную сферу концепта «движение».

Стихотворение Заболоцкого поражает наивно-детским взглядом на предмет изображения. Целостность текста, устойчивость его структуры создается стихами-кадрами (сценами), как бы визуально передающими особенности находящихся в разные моменты движения, относительного покоя и динамики, объектов восприятия - извозчика и коня. Как точно отметил Е. Г. Эткинд, «стабильность кучера и пролетки воплощена в рифмовке строфы, которая стоит на полнозвучных четырех рифмах, как стол на четырех ножках: Ав Ав (троне - броня - иконе -звеня), - устойчивость строфы усилена

2 См. о них в работе: [Павлович 2004: 90].

еще и тем, что все четыре рифмы объединены согласным звуком н. Второе четверостишие, передающее динамику, дерзко обманывает читательское ожидание: сверкают не рифмует с машет, животе ничем не похоже на налим; отсутствие рифм воспринимается как фигура динамики на фоне повышенной устойчивости предшествующей строфы» [Эткинд 1990: 156].

И первый, и второй катрены строятся в соответствии с эйзенштейновским принципом монтажа. Вначале дается общий план: Сидит извозчик... а бедный конь руками машет... А далее в каждом четверостишии и в каждом его стихе внимание фокусируется на конкретных деталях-сценах (части от целого) того и другого образа, при этом через сопряжение и противопоставление со сходными, подобными предметами, вводимыми в текст через фигуру сравнения. В результате создается едино-цельная картина мчащейся пролетки с кучером на облучке и возникает тот самый эффект, о котором писали обэриуты в своем манифесте, кода предмет изображения «не дробится, а сколачивается и уплотняется до отказа, как бы готовый встретить ощупывающую руку зрителя». На эту изобразительную особенность текста Заболоцкого обратил внимание Г. В. Филиппов: «"Движение" напоминает ряд кинокадров, наложенных друг на друга: эффект деформации и одновременно точности возникает оттого, что несколько изображений сводятся в одно» [Филиппов 1984: 136].

Но, подчеркнем, целостность изображаемой картины вовсе не означает цен-ностн о-с мыслового родства-единства предметов изображения. Об этом свидетельствует, в частности, разделение текста на две симметричные части, противопоставленные друг другу, что подчеркивается противительным союзом а. Ориентированные вертикально фигура извозчика и горизонтально - коня - имплицируют мысль об их онтологическом неравенстве: человек в своей эволюции (движении, развитии) превзошел коня, заняв господствующее над ним положение. И как следствие - об антагонизме социального и природного начал. Более

того, единственный во всем тексте эпитет бедный (конь) - «несчастный, вызывающий жалость, сострадание», выражающий личностное отношение наблюдателя (автора) к сцене и ситуации в целом, относится к коню, а не к человеку. Экспрессивность данного эпитета усиливается за счет интертекстуальной корреляции с другими столбцами, в которых предметом рефлексии выступает конь, например с «Лицом коня» (1926):

Лицо коня прекрасней и умней.

И если б человек увидел

Лицо волшебного коня,

Он вырвал бы язык бессильный свой

И отдал бы коню.

И Лошадь в клетке из оглобель,

Повозку крытую влача,

Глядит покорными глазами

В таинственный и неподвижный мир.

Отметим, что в первом катрене сцены изображаются при помощи слов, которые в большинстве своем способны задавать картине вертикальное измерение: сидит, трон, борода, икона. Духовно-биографический контекст столбца и его философская проблематика позволяют увидеть в вертикально ориентированной фигуре извозчика знак, отсылающий к философ-ско-утопическим идеям Н. Ф. Федорова о во-стании человека и тем самым углубляющий смысловую перспективу текста3. Слова-образы столбца действительно преисполнены как зримой телесности, так и символичности, за которой просматриваются архетипические смыслы. И. Е. Лощилов, например, пишет о том, что конь у Заб

ЛОЩИЛОВ ИГОРЬ ЕВГЕНЬЕВИЧ - 2008 г.