Чехословацкий и советский шахматист, международный гроссмейстер (1950).

Сало Флор родился в галицийском местечке Городенка (ныне райцентр в Ивано-Франковской области Украины) в многодетной еврейской семье. Родители, братья и сёстры Флора погибли во время еврейского погрома в 1916 году, - из восьми детей остались в живых только Сало и его старший брат Мозес (Моисей), которые были переправлены в Богемию и определены в еврейский сиротский дом в Микулове, а после образования Чехословакии в 1918 году - взяты на воспитание в раввинскую семью в Бенешове.

В 1924 году после окончания гимназии переезжает в Прагу, где работает на бумажной фабрике. Начинает посещать шахматный клуб «Прокеша». В сеансе одновременной игры побеждает Рихарда Рети, Рудольфа Шпильмана. Принимает участие в клубных и городских турнирах. Пишет статьи для чешских газет.

Перед второй мировой войной Флор был одним из сильнейших шахматистов мира. Победы в крупных турнирах дали ему право претендовать на матч с чемпионом мира. Вопрос о матче с Алехиным был решён, но оккупация Чехословакии фашистской Германией не позволила его провести.

В 1939 году Флор переезжает на постоянное жительство в СССР, в 1942 получает советское гражданство. Участвовал в нескольких чемпионатах СССР, играл за сборную страны в международных матчах. Флор был главным арбитром многих соревнований (в 1963 получил звание международного арбитра). Получил известность как журналист, с 1951 до 1983 был шахматным обозревателем журнала «Огонёк».

Сало Флор (Саломон Михайлович Флор 1908-1983) ушел из жизни тридцать лет тому назад. Сегодня имя одного из сильнейших гроссмейстеров довоенного периода, претендента на мировое первенство, короля советской шахматной журналистики, мало что скажет рядовому любителю.

Тем интереснее будет еще раз вспомнить о человеке необычной судьбы, первые тридцать лет проведшего на свободном Западе, а последующие сорок пять - в Советском Союзе. Редкость! И не потому, что у автора этих строк получается почти противоположное соотношение; просто обратных примеров можно найти много, неизмеримо больше.

Десять лет назад мне уже довелось рассказывать о жизни Флора. Я ничего не изменил в , разве что добавил в текст фотографии, бóльшая часть которых, уверен, неизвестна любителям шахмат. Да чудом сохранившиеся кадры матча с Ботвинником (1933), когда Cало Флор впервые приехал в Советский Союз.

И еще. В наши дни нередко слышишь: и что это они не поделили? Один гроссмейстер отозвался не очень комплиментарно о коллеге, другой чуть ли не официально обвинен в читерстве, третьи вообще не разговаривают и даже не здороваются друг с другом. Вот в старое время!

На шахматном Олимпе во все времена обитали личности яркие, неординарные, с резко выраженным эго. Вспоминая Саломона Михайловича Флора, мне хотелось коснуться и отношений внутри шахматной элиты в тридцатых годах прошлого века, зарождения правил профессиональных шахмат (писаных и неписаных), ставших общепринятыми сегодня.

Первый тур знаменитого турнира в Ноттингеме (1936). Играется партия Алехин - Флор. Позиция на доске возникла после ходов 1.е4 е6 2.d4 d5 3.Nc3 Bb4 4.Bd2 . В примечаниях к партии Алехин назвал своей последний ход «Lapsus manus» - я обдернулся.

Он пишет: «Я намеревался играть так после 4.е5 с5, как было, например, в моей партии с Нимцовичем из турнира в Сан-Ремо 1930 г., но вместо этого сделал ход слоном раньше».

После 4...dxe4 5.Nxe4? (вопросительный знак Алехина) 5…Qxd4 6.Bd3 Bxd2 7.Qxd2 Флор отказался от взятия второй пешки 7...Qxb2 , робко отступив ферзем 7...Qd8 , после чего белые получили достаточную компенсацию за пожертвованный материал, и после последующих ошибок черных Алехин выиграл в запоминающемся стиле.

В четвертом туре Флор встречался с аутсайдером Тейлором и быстро получил огромный перевес. Но вместо того, чтобы играть на атаку, перевел игру в техническую позицию и при реализации столкнулся с трудностями. Во что бы то ни стало стремясь к победе, чехословацкий гроссмейстер пропустил несложный удар и проиграл в конце концов.

ТЭЙЛОР - ФЛОР

Последний ход черных был 77...Ка4 . После 78.Bd3 белые выиграли.

«Так ему и надо...» - бросил Алехин, когда услышал о результате партии.
В комментариях он писал: «Мастер, не сумевший победить благодаря собственному умению и пытающийся завоевать очко, истощив физически менее закаленного соперника, вполне заслуживает поражения».

* * *

В первый раз Флор увидел Алехина, когда Сало только исполнилось пятнадцать. Чемпион мира давал сеанс одновременной игры в Праге.

В дебюте мальчик собрался было фианкетировать слона, но тут же заметил, что это ведет к потере качества.

«Я сказал: «О, момент! Пардон, пардон...» - вспоминал Флор. Но Алехин был строг: «Молодой человек, насчет «пардон» поговорим в следующий раз!». Надо ли объяснять, как закончилась партия: Сало первым проиграл в том сеансе.

Через пять лет на турнире в Карлсбаде, куда мастер из Чехословакии прибыл в качестве корреспондента, Алехин за разбором партии спросил у Флора: «Вы согласны с моим мнением?»

«Я едва не упал в обморок», - рассказывал позднее Саломон Михайлович.

Несколько лет спустя Флор стал одним из сильнейших в мире и регулярно встречался с Алехиным как за шахматной доской так и вне ее.

Гастингс 1934. Сало Флор играет с Александром Алехиным. Четыре раза Флор выигрывал эти традиционные рождественские турниры.

Поначалу Алехин относился к ярко вспыхнувшей звезде очень дружески, не забывая, впрочем, раз за разом давать ему запоминающиеся уроки за шахматной доской. Хотя Флор считался одним из лучших защитников, его счет с русским чемпионом был катастрофичен: немало проигрышей и десяток ничьих без единого выигрыша.

В их отношениях Алехин был ведущим, а Флор ведомым. Речь идет не только о разнице в возрасте и месте в шахматной иерархии, это понятно, но и о человеческих отношениях вообще, о разнице в характере и темпераменте. Стоит ли удивляться, что Флор сказал однажды: «временами я почти физически ощущаю силу его игры».

Алехин, как и некоторые другие чемпионы мира, например, Таль, Фишер, Каспаров - чтобы назвать нескольких - всем своим обликом оказывал влияние на соперника. Само явление русского гиганта, его взгляд, мимика, энергия излучавшаяся им, не говоря уже о репутации - оказывала влияние на многих, даже самых сильных, и они зачастую играли ниже своих возможностей. К их числу, очевидно, относился и Сало Флор.

Чемпион мира часто бывал в Праге. Александр Алехин, Сало Флор, его подруга тех лет - Вера Мейснерова. Справа - менеджер Алехина.

Весной 1935 года Алехин находился в Испании, после чего отправился в Швецию на турнир в Оребро. Об этом периоде вспоминает Джордж Колтановский, тренировавший тогда барселонский клуб: «Сало Флор прибыл в Испанию, чтобы дать несколько сеансов одновременной игры, которые организовал для него барселонский друг. Флор не знал, что месяцем раньше в Барселоне побывал чемпион мира и, услышав от устроителя сеансового турне Флора, в каких клубах тот собирается выступать, написал организаторам, что будет проездом в их городах и может провести у них сеанс на тех же условиях. Разумеется, возможность заполучить чемпиона мира была настолько заманчивой, что все турне Флора рухнуло. Чехословацкий гроссмейстер принял все близко к сердцу и ужасно обиделся тогда на Алехина».

Сеансы одновременной игры чемпиона мира всегда привлекали невиданное количество зрителей

В конце 1935 года Флор приезжает в Амстердам, чтобы помочь другу Максу в подготовке к матчу на мировое первенство.

Сало Флор за анализом с Максом Эйве. Рядом с Флором - Рудольф Шпильман.

«В какой роли я выступал во время подготовки Эйве к матчу и во время матча? - вспоминал Флор. - Неверно, что я был секундантом Эйве (его секундантом был Гёза Мароци). Я согласился помогать в подготовке и анализе отложенных партий. Неверно, и что мы с Алехиным рассорились, хотя после матча Алехин выговорил мне, что гроссмейстер, сам являющийся претендентом, не должен вмешиваться в творческий и спортивный конфликт участников матча на мировое первенство. Я согласился с ним и на матче-реванше меня уже не было».

Закончилась очередная партия матча на первенство мира Алехин-Эйве (1935). В центре - Сало Флор.

После того, как Капабланка разделил первое место в московском турнире 1936 года с Ботвинником, Флор писал: «победа в Москве сделала Капабланку еще менее объективным, чем обычно». Это одно из многих высказываний Сало Флора о кубинском чемпионе в то время, и оно не могло не понравиться Алехину. Хотя, конечно, Флор и Капабланка общались друг с другом, и все внешние приличия соблюдались, в то время, как у Алехина с Капабланкой не было никаких отношений вообще и они даже не здоровались.

Впрочем, очень скоро между Алехиным и Флором снова пробежала черная кошка.

В 1937 году в Кемери перед партией с Петровым, лидировавшим в турнире, Алехин сказал Флору: «Ради того, чтобы вы тут не заняли второго места, я сегодня с Петровым сыграю вничью».

После чего схватил карандаш и проставил половинку в турнирной таблице, висевшей тут же в зале. Ганс Кмох, бывший распорядителем турнира, тут же стер половинку и сделал замечание Алехину.

Но на следующий год в Праге отношения у них снова были лучезарными. Неудивительно: Алехин и Флор подписали соглашение о матче на мировое первенство с призовым фондом в 10 000 долларов.

Несколько месяцев спустя на АВРО-турнире в Амстердаме (1938) они виделись в последний раз.

Амстердам 1938. Турнир АВРО. Сало Флор, Александр Алехин и Макс Эйве. Ни один из них не попал в число призеров, а Флор вообще замкнул турнирную таблицу. Это был его самый крупный неуспех за всю шахматную карьеру. А так... В период с 1929 по 1937 год Флор принял участие в 35 турнирах, 19 из которых выиграл, а в 9 вошел в тройку призеров!

В пресловутых статьях, появившихся в «Паризер Цайтунг» в 1941 году, Алехин пишет о Флоре относительно нейтрально, особенно если сравнить характеристику чешского гроссмейстера с портретами других шахматистов-евреев: «Пражанин Саломон Флор в шахматном отношении является частично продуктом боязливой оборонительной идеи Стейница, частью святой веры во всесилие изучения дебютов и эндшпилей, что было так свойственно Рубинштейну. Разница только в том, что в отличие от Рубинштейна, Флор физически и психически здоров и поэтому, вероятно, еще продержится некоторое время на шахматном Олимпе».

После смерти чемпиона мира его грехи в Советском Союзе были забыты, и Алехин вместе с Чигориным стал считаться основоположником отечественной шахматной школы. Неудивительно, что Сало Флор всегда отзывался о нем только в самых восторженных выражениях. «Никто из шахматистов не производил на меня такого сильного впечатления, как Алехин». «Ни с одним шахматистом я не чувствовал мощь удара так сильно, как когда играл с Алехиным». Таких высказываний об Алехине в статьях Флора можно найти немало

Призывая молодых к борьбе и к творчеству, Флор неизменно добавлял: «Ну что мне теперь дают несколько ничьих с Алехиным? Если бы я играл активнее, кто знает, может я проиграл бы еще больше партий, зато мне удалось бы и выиграть одну...»

Думал ли так действительно Саломон Михайлович? Ведь регулярно игравший с Алехиным Флор был уже сложившимся, зрелым шахматистом, и резкая перемена стиля могла бы привести к еще более катастрофическим последствиям.

Но если Алехину-шахматисту Флор пел бесконечные дифирамбы, свое мнение об Алехине-человеке он предпочитал держать при себе. Даже в очень тесной компании Сало Флор опасался прямо отвечать на скользкие вопросы, предпочитая говорить иносказательно, либо отшучиваться.

Помню, как однажды, когда мы были вдвоем, и разговор зашел об Алехине, Флор позволил себе шутку, на которую, полагаю, не решился бы в Москве. Но при этом была какая-то граница, которую Саломон Михайлович не переступал никогда. И то: он прожил в Советском Союзе добрых четыре десятилетия и прекрасно понимал, что можно поведать одним, о чем лучше умолчать при разговоре с другими, а что нельзя говорить кому бы то ни было.

Хотя в тех разговорах Флор редко выходил из сферы своих официальных, отфильтрованных воспоминаний, Алехина он называл только по имени и отчеству, но за этим «Александр Александрович» почти всегда пряталась улыбка или ирония.

«Вот мы сидим в кафе уже полчаса за чашкой кофе, а знаете сколько выпил бы уже Александр Александрович? - задавал риторический вопрос Саломон Михайлович. - О других напитках я уже не говорю».

* * *

Несколько лет назад были опубликованы письма Сало Флора - Баруху Гарольду Вуду, английскому мастеру, журналисту и издателю. Эти письма проливают свет на проблемы, волновавшие профессиональный мир шахмат в то время, на круг друзей молодого Флора - в первую очередь Эйве и Кереса, дружбу с которыми Саломон Михайлович сохранил до конца жизни. Примечательно, что у Флора не было в то время собственного адреса, и чехословацкий гроссмейстер просил пересылать письма для него Паулю Кересу - в Тарту или Максу Эйве - в Амстердам.

Много лет спустя. Один из частых приездов тогдашнего президента ФИДЕ в Советский Союз.

Первое письмо наполнено рассуждениями Флора о предложении Капабланки играть партии без перерыва или сократить перерыв до минимального. В то время такое предложение звучало едва ли не кощунственно. Любопытно и замечание Флора, что практически невозможно проконтролировать помощь в анализе прерванных партий. Проблема, пусть и в несколько другой аранжировке (читерство), актуальна и в современных шахматах.

Прага. 23 VI 36

Я получил Ваше письмо от 17-го только вчера, потому что оно было послано по старому адресу.

Предложение Капабланки не имеет практической ценности. Я не думаю, что Капабланка был таким же скромным, когда владел званием чемпиона мира.

Не могу вообразить себе игру без перерыва. 18-минутный перерыв - это вообще не перерыв. Даже обычный рабочий имеет перерыв после 4-5 часов работы. А у мастера по шахматам не должно быть перерыва? Неужели Капабланка забыл, какая это тяжелая работа играть в турнире и матче? К тому же Капабланка уже не так молод, чтобы быть в состоянии выдержать подобное напряжение. Даже после 6-часовой игры часто нельзя сделать вывод, что игра закончена. Что тогда? Неужели Капабланка предлагает играть, пока один из игроков, обессиленный, не свалится под стол?

Мое мнение, что лучше всего было бы, если бы продолжительность игры в 40 ходов составляла 2.5 часа.

Нельзя предотвратить возможность анализировать - разве только, если этим занимается полиция!

Надеюсь, вам пригодилась моя помощь.

С «шахматным приветом»
Ваш
Сало Флор

P.S. В последние дни я дал 20 сеансов одновременной игры в Чехословакии со следующими результатами: 648 побед. 44 ничьих и 14 поражений.

Прага 1936. Один из многочисленных сеансов одновременной игры Сало Флора.

Глубокоуважаемый м-р Вуд,

посылаю Вам короткую заметку «Маленькие секреты АВРО-турнира». К великому сожалению, она написана по-немецки. Но, как Вы знаете, мой английский не слишком хорош. Надеюсь, вы найдете это письмо любопытным. Будете ли Вы в Амстердаме?

С наилучшими пожеланиями
Сало Флор

СТАТЬЯ «МАЛЕНЬКИЕ СЕКРЕТЫ АВРО-ТУРНИРА»

МАЛЕНЬКИЕ СЕКРЕТЫ УЧАСТНИКОВ АВРО-ТУРНИРА

1. Капабланка - самый пожилой.
2. Керес - самый молодой.
3. Эйве и Керес - самые высокие.
4. Решевский и Флор - самые низкорослые.
5. Ботвинник представляет самое большое государство.
6. Керес представляет самое маленькое государство.
7. Ботвинник и Керес - единственная пара, которая никогда раньше не встречалась.
8. Алехин и Эйве сыграли между собой наибольшее количество партий (80).
9. Алехин и Капабланка - единственные, кто не разговаривает друг с другом, - возможно, временно.
10. Решевский - единственный, кто курит.
11. Алехин курил, но бросил.
12. Керес и Решевский - единственные холостяки.
13. Никто из участников не страдает алкоголизмом.
14. АВРО-турнир не мог состояться в Германии, поскольку по крайней мере половина участников - недостаточно «чистые».
15. Алехин - единственный блондин.
16. Решевский - единственный, кто соблюдает кошер.
17. Алехин и Капабланка научились играть в шахматы в возрасте 4-6 лет. Вундеркинд Решевскийй - еще раньше. В 6 лет он уже играл с гроссмейстерами. Видмар, один из его противников того времени, уверяет, что тогда Решевский играл лучше, чем теперь.
18. Алехин больше всех путешествовал. Где он только не был!
19. Ботвинник и Эйве носят очки. Капабланка - только, если полагает что проигрывает.
20. Алехин, Файн и Флор - профессиональные шахматисты. Остальные - так называемые «любители».
21. Кроме Капабланки и Эйве, все участники турнира родились в России или, по крайней мере, на территориях, в разное время принадлежавших России.
22. Все участники тайно надеются, что займут, «по крайней мере», первое место.

В эти шуточные пункты, которые только условно можно назвать статьей, запрятаны смыслы, понятные не только инсайдерам. Не нужно долгих раздумий, чтобы догадаться, кого или что имеет в виду Сало Флор. Например: 11. Никто из участников не страдает алкоголизмом. 14. АВРО - турнир не мог состояться в Германии, поскольку по крайней мере половина участников - недостаточно «чистые». 16. Решевский - единственный, кто соблюдает кошер. И т.д.

Но текст говорит немало и о стиле Флора-журналиста, так полюбившемся впоследствии в Советском Союзе: на фоне серой жвачки советского журнализма наблюдения когда-то жившего на Западе гроссмейстера выделялись своей необычностью; на них останавливался глаз: даже банальности принимались за раскованность и свободу изложения.

Глубокоуважаемый м-р. Вуд,

Огромное спасибо за ваши усилия организовать мою поездку в Австралию и Новую Зеландию.

Думаю, я мог бы согласиться на такое турне если бы каждая из стран сумела гарантировать мне гонорар в 160 фунтов. Меньшая сумма не покроет мои транспортные расходы.

Я был бы Вам очень признателен, если бы Вы смогли убедить организаторов моей поездки в обе страны гарантировать вышеупомянутую сумму. И предпочел бы, чтобы поездка состоялась в 1939-м году как можно раньше.

Пожалуйста, пишите на адрес д-ра Эйве, Амстердам.

С наилучшими пожеланиями,
Искренне Ваш
Сало Флор

P.S. Пробуду в Гастингсе, наверное, 2-3 дня.

Письмо от февраля 1939 г.

Глубокоуважаемый м-р Вуд!

В Москве я выступил более удачно. Я удовлетворен. Успех был необходим после провала в Амстердаме.

Посылаю Вам запись одной из партий на этом турнире. Думаю, она очень важна с точки зрения теории Испанской партии.

Пробуду здесь до конца месяца. Пожалуйста, пишите мне на адрес Пауля Кереса в Тарту. Я окажусь в Тарту после первого числа.

Есть ли какие-нибудь вести из Амстердама? Надеюсь, что смогу играть в Маргите.

С наилучшими пожеланиями,
Искренне Ваш
Сало Флор
Привет от Раи.

Рая - первая жена Сало Флора.

* * *

Турнир в Земмеринге (1937) должен был собрать сильнейших в мире. Но Алехин и Эйве отказались от участия, а Ботвинника заменил Рагозин. Но и так турнир получился первоклассный: Керес, выигравший соревнование, Капабланка, Файн, Элисказес, Петров, Решевский и Флор. Нельзя сказать, что турнир прошел без сучка и задоринки.

«Господа Сало Флор и Сэмуэль Решевский в день, когда оба набрали по 6 очков и ни один из них не был уверен в том, что завоюет приз, заключили договор, по которому обязывались разделить полученный денежный приз, если один из них его не получит. Такого типа «договоры» противоречат всем спортивным традициям, являются мягко говоря, unfair. Мы не желаем, чтобы в крупные турниры вкрадывались методы из вольной борьбы, и поэтому самым решительным образом осуждаем действия г.г. Флора и Решевского» - писали тогда устроители турнира.

«Wiener Schachzeitung» опубликовал письмо обоих гроссмейстеров, где они объяснили, что своим соглашением никому не повредили, и что делалось оно открыто. Что к этому демаршу их вынудило то обстоятельство, что призов в турнире было только четыре, и что другим мастерам предстояло работать за ничто. «Если устроители хотят впредь избежать подобных соглашений, подобные турниры следует обеспечивать соответствующими гонорарами», - писали Флор и Решевский.

Подводя итоги Второго Московского международного турнира (1935), глава советских шахмат Николай Крыленко заявил: «СССР победил в лице М.М. Ботвинника буржуазную шахматную культуру, поскольку его единственный конкурент, вышедший вместе с ним на первое место, Флор, не завоевал по существу этого первого места, а получил его в виде подарка от советских мастеров Кана и Богатырчука, нанесших поражения Ботвиннику, показательным и в том отношении, что они выявляют еще одно, свойственное нашим шахматистам качество - их спортивную честность, не позволившую им ни на йоту покривить душой в борьбе, хотя бы из соображений ложно понятого патриотизма. Этого, к сожалению, нельзя сказать о всех буржуазных мастерах - участниках турнира, которые своей игрой не раз давали повод для сомнений в том, играли ли они в полную силу (например, партия Шпильман - Флор), хотя, конечно, отлично сознавали все значение пол-очка в этой напряженной борьбе».

Отбрасывая риторику, характерную для того времени, очень несправедливое обвинение по отношении к обоим гроссмейстерам.
1. d4 Nf6 2. c4 c6 3. Nc3 d5 4. Nf3 g6 5. cxd5 Nxd5 6. e4 Nxc3 7. bxc3 Bg7 8. Bc4 c5 9. O-O O-O 10. Ba3 cxd4 11. Nxd4 Qc7 12. Qb3 Nc6 13. Nxc6 bxc6 14. Rab1 Be5 15. h3 Bd6 16. Bxd6 exd6 17. f4 Qe7 18. Qa4 Be6 19. f5 Bxc4 20. Qxc4 Rac8 21. Qd4 Rfe8 22. Rbe1 Rc7 23. f6 Qe5 24. Qd2 Re6 25. Rf5 gxf5 26. Qg5+ Kf8 27. Qg7+ Ke8 28. Qg8+ Kd7 29. Qxf7+ Kd8 30. Qg8+ Re8 31. f7 fxe4 32. fxe8=Q+ Qxe8 33. Qxe8+ Kxe8 34. Rxe4+ 1/2-1/2
Переиграв партию, можно констатировать: соперники боролись до последней капли крови, а длиннющие варианты, указанные Гольдбергом как выигрывающие (они начинаются ходом 32. Rb1) не форсированы, а зачастую просто ошибочны. И можно представить, как обрушился бы Крыленко на Шпильмана, проигравшего в том же турнире в двенадцать неполных ходов Ботвиннику, если бы соперником австрийского гроссмейстера был Сало Флор.

Полные гневной ярости и инсинуаций слова Крыленко особенно эффектно выглядят на фоне воспоминаний Ботвинника:

«Наконец подошел последний тур. Мы с Флором наравне. Я должен играть черными с Рабиновичем, Флор - с Алаторцевым.
Стук в дверь, входит Николай Васильевич Крыленко.
«Что скажете, - спрашивает он, - если Рабинович вам проиграет?»
«Если пойму, что мне дарят очко, то сам подставлю фигуру и тут же сдам партию...»
Крыленко посмотрел на меня с явным дружелюбием: «Но что же делать?»
«Думаю, Флор сам предложит обе партии закончить миром; ведь нечто подобное он сделал во время нашего матча...»
Я хитро усмехнулся: «К тому же он может бояться, что Рабинович мне «сплавит» партию».
Тут же заходит С. Вайнштейн: Флор предлагает две ничьи. Крыленко просиял. Рабинович дал согласие, но Алаторцев уперся - решил играть на выигрыш. Посоветовались с Флором. «Пусть играет», - сказал Флор, - будет ничья...»
Началась игра. Несмотря на запрещение Крыленко, я первый предлагаю ничью. Задача Флора была сложней, так как Алаторцев все же умудрился попасть в трудное положение, но честный Флор сделал ничью».

Но, конечно, все эскапады главного куратора шахмат в Советском Союзе против «буржуазных мастеров» выглядят невинной забавой по сравнению с речами Генерального прокурора Республики.

* * *

Давид Бронштейн полагал, что Капабланка приобрел технику и автоматизм игры в пору своего нью-йоркского студенчества: «Играл блиц днями напролет в Манхеттенском клубе и технику отрабатывал, да и позиции наигрывал».

Сало Флор был обязан блицу в не меньшей степени чем Капабланка. Конечно, врожденные способности. Конечно, огромный талант. Но молниеносная реакция, равно как изумительная техника чехословацкого гроссмейстера, были выработаны в бесчисленных блиц-партиях в кафе Праги, Вены и Берлина.

Его лучшие годы пришлись на вынужденную эмиграцию в Советский Союз и тяжелое военное время. В шахматной карьере Флора слишком быстро настал момент, когда он ни себе, ни кому-либо вообще ничего не хотел доказывать, и Флор нередко просто отбывал номер за доской. На одном из московских турниров он, играя с Симагиным, предложил ничью уже на восьмом ходу. «Хочу еще поиграть...» - ответил соперник. «Ах так, - разозлился Флор, - тогда я сдаюсь. Вас это устраивает?» Смущенный Симагин остановил часы...

Марк Тайманов вспоминал, как они c Флором работали над книгой о XX чемпионате Советского Союза. «Через каждые полчаса Сало говорил - Маркуша! Сделаем перерывчик, попьем кофеечка...»

* * *

Флор довольно часто приезжал в Голландию, и мы виделись: в офисе ФИДЕ, расположенном тогда в Амстердаме, на турнире в Тилбурге, где он гостил вместе со своей второй женой Татьяной (племянницей Сергея Есенина, дочерью сестры поэта - Шуры).

Однажды Татьяна Петровна попросила меня перевести на русский инструкцию к только что купленной соковыжималке. На дворе стоял 1981 год, и соковыжималка не была единственным предметом, не имевшим хождения в Советском Союзе, а поездка Татьяны Петровны Флор-Есениной в Голландию была первым ее посещением капстраны.

«Ну что ты пристала к человеку, - обрушился на жену Саломон Михайлович, увидевший меня за этим занятием. - Ему через час с Портишем играть, а ты его мучаешь. Я что, тебе дома не смогу объяснить?»

И - уже ко мне: «Уж простите, Г., что она забивает вам голову какой-то ерундой до партии...»

Сам он, если и заходил в магазины, то только для того, чтобы купить заказанные ему сувениры. Яков Исаевич Нейштадт вспоминает, как был вместе с Флором в Вене на чемпионате мира по хоккею. Когда делегация советских туристов вернулась в Москву, их обоих встречали родные. Сын Нейштадта, двенадцатилетний Саша, увидел у Саломона Михайловича клюшку с автографами советских хоккеистов, и у мальчика загорелись глаза.

«Тебе нравится? - Возьми» - улыбнулся Флор. В то время вся страна, прильнув к ящику, из года в год ритуально смотрела хоккейные баталии, и только старшее поколение читающих эти строки может оценить сегодня всё роскошество подарка Сало Флора.

Марк Тайманов рассказывал, как однажды в Кисловодске к ним с Флором подошел пожилой человек. «Добрый день, гроссмейстер, - обратился он к Флору. - Вы меня не узнаете? Как же так? Помните, в Москве во время турнира 36-го года вы давали сеанс в шахматном клубе и в нашей партии...»

«Извините, коллега, - стал оправдываться Флор, - вы тогда были без шляпы...»

Но, несмотря на постоянные шутки, улыбку, была в нем какая-то грусть, затаенная тоска, печаль. Не знаю, каков был бы итог жизни Саломона Михайловича, если можно было бы прибегнуть к обычаю древних фракийцев: после каждого счастливо прожитого дня класть белый камушек, а несчастливо - черный, а после смерти подсчитать, какой получилась жизнь. Не знаю.

* * *

В первый раз Сало Флор приехал в Советский Союз восемьдесят лет назад. Матч с восходящей звездой советских шахмат, казалось, станет для него легкой прогулкой. Он повел в счете уже после первой партии, в шестой - увеличил его. Но на самом финише Ботвиннику удалось, выиграв две партии кряду, свести матч вничью. Будущий чемпион мира очень гордился тогда своим успехом с великим Флором, перед которым, как сказал сам Ботвинник - «все трепетали, сравнивая его с Наполеоном».

Сало Флор – шахматист, которому так и не дали «развернуться». Сначала ему помешали нацисты, а потом коммунисты. Саломон (Сало) Флор родился 21 ноября 1908 года в Ивано — Франковской области на Украине.

Флор родился в многодетной еврейской семье, почти все члены которой погибли во время погромов 1916 года.

После погрома Сало был перевезен в Чехословакию и отдан в детский дом. Там длительное время Сало живет у раввина, и у него же в возрасте 14 лет он знакомится с шахматами.

В 1924 года Сало переезжает в Прагу и устраивается на работу в торговую компанию, где и начинает регулярно играть в местном шахматном клубе.

Первая победа.

Позже Сало Флор находит работу в одной из газет Праги, и там, случайно его отправляют на шахматный турнир корреспондентом, где он играет блиц с другими такими же журналистами. На турнире Нимцович замечает игру молодого журналиста и уже на следующий международный турнир Сало приезжает полноправным участником. И занимает второе место. Это были его первые такие серьезные соревнования, и такой большой успех.

Развитие карьеры шахматиста.

Начиная с 1929 по 1937 года Флор принял участие в 35 турнирах, 19 из которых он выиграл, и в 9 вошел в тройку лидеров:

• в Праге (1930);
• в Брно (1931), в новогодних Гастингских турнирах (1933–1934), опередив и Лилиенталя;
• в 1934–1935-м разделил первое место с Эйве и Томасом, опередив Капабланку и Ботвинника.
• в Москве (1935) он снова разделил первое место – уже с , опередив Ласкера и Капабланку;
• в Маргите (1936) занял первое место, обыграв Капабланку;
• в 1931 году Флор выиграл матч со Штольцем;
• в 1935-м сыграл вничью с Ботвинником;
• играя за Чехословакию в пяти Олимпиадах, он добился оптимального результата на первой доске в 1935-м и 1937 году.

Крупные матчи.

Когда в 1937 году в ФИДЕ начали поступать жалобы на Алехина, который отказывался играть и защищать свое звание с сильными противниками, члены организации предложили Алехину сыграть с Сало. Алехин предложение принял, однако матчу так и не суждено было состояться.

То же самое произошло и в 1938 году на турнире А.В.Р.О. Туда были приглашены лучшие шахматисты планеты, Алехин, Эйве, Керес, Ботвинник и Флор. Однако в связи с появлением нацистов, Флор опять вынужден менять страну проживания, друзей, спонсоров и вообще все, что у него было. Ни о каком матче речь, конечно же не идет.

Репатриация в СССР.

Однако уже в 1939 году Флор опять доказал, что он входит в число лучших шахматистов мира. Он победил в очень серьезном турнире Москва – Ленинград. Скорее всего именно во время этого турнира Флор получает предложение СССР о политическом убежище. И принимает его.

Мечты о титуле Чемпиона Мира.

Переехав в Москву в конце 1939 года Флору приходится распрощаться с мыслью о получении титула Чемпиона Мира. Дело в том, что Советские власти уже знают, кого они будут «двигать» на этот титул. Это Михаил Ботвинник. И все остальные шахматисты Союза должны были помогать ему в этом, а не препятствовать. Видимо Флор решил не искушать судьбу и не менять в третий раз место жительства, и соглашается на эти условия.

Окончание карьеры.

В итоге Флор больше не «блистал» на шахматной арене. Он играл, принимал участие в шахматных турнирах «Союза», но победить так и не побеждал. Большую часть партий он заканчивал «вничью». В итоге он стал шахматным журналистом и именно в этом качестве его знают в «Союзе». Кроме этого, Флор начал работать судьей.

Сало Флор скончался в Москве 18 июля 1983 года. Но в памяти людей он так и остался тем, кому «испортили» карьеру.

В следующей статье мы рассмотрим творчество Давида Бронштейна. Подпишитесь на обновления , чтобы не пропустить выхода статьи!

, Городенка , Австро-Венгерская империя - 18 июля , Москва , РСФСР , СССР) - чехословацкий и советский шахматист , международный гроссмейстер (1950), один из претендентов на мировое первенство в 1930-х годах, заслуженный мастер спорта СССР (1948), международный арбитр (1963).

Биография

За заслуги в области шахматного движения Флор был награждён орденом «Знак Почёта» .

Похоронен на Ваганьковском кладбище (участок 19).

Спортивные достижения

Стиль игры

Флор начинал шахматную карьеру как игрок атакующего стиля, но впоследствии его стиль стал более универсальным. В период наивысших достижений игра Флора отличалась умением накапливать и реализовывать небольшое преимущество, высокой техникой эндшпиля, мастерством в защите. Некоторые партии Флора считаются классическими образцами эндшпильной техники - например, 6-я партия матча Ботвинник - Флор (1933). Неоднократно отмечалось, что зрелый Флор был «непробиваемым» и редко проигрывал, но при этом в его турнирных результатах был высок процент ничьих.

Примечательные партии

Евсеев - Флор

Первенство ДСО «Большевик», 1949

1.e4 c6 2.d4 d5 3.Kc3 de 4.K:e4 Kd7 5.Kf3 Kgf6 6.Kg3 e6 7.Cd3 Ce7 8.0-0 0-0 9.Фe2 c5 10.c3 b6 11.Ke5 Cb7 12.f4 cd 13.cd K:e5 14.de Kg4 15.C:h7+ Kp:h7 16.Ф:g4 Фd4+ 17.Kph1 Лас8 18.Kh5 g6 19.Фh3 Лh8 20.Kf6+ Kpg7 21.Фе3
(см. диаграмму)

21…Лс2! 22.Фg3 Фd3! 23.Ф:d3 Л:g2 24.Kg4 Лg:h2+ , 0: 1

Книги

• Часы не остановлены. - Москва: Правда, 1984. - 48 с. (Библиотека «Огонёк»; № 52).
• Сквозь призму полувека. - Москва: Советская Россия, 1986. - 223 с. (Шахматное искусство).

Напишите отзыв о статье "Флор, Саломон Михайлович"

Литература

• Шахматный словарь / гл. ред. Л. Я. Абрамов ; сост. Г. М. Гейлер . - М .: Физкультура и спорт , 1964. - С. 367-369. - 120 000 экз.
• Гроссмейстер Флор / Сост. В. Д. Батуринский. - Москва: Физкультура и спорт, 1985. - 256 с. (Выдающиеся шахматисты мира).
• Шахматы: энциклопедический словарь / гл. ред. А. Е. Карпов . - М .: Советская энциклопедия , 1990. - С. 432. - 624 с. - 100 000 экз. - ISBN 5-85270-005-3 .
• Кобленц А. Сало Флор, каким я его знал // 64 - Шахматное обозрение. - 1983. - № 22. - С. 12-15.
• Мощенко В. Сало Флор. Горький чешский шоколад. - М. : РИПОЛ классик, 2015. - 364, с., л. ил. - (Шахматная серия). - ISBN 978-5-386-08729-6 .

Примечания

Ссылки

• в базе Chessgames.com (англ.)
• на сайте 365chess.com

Отрывок, характеризующий Флор, Саломон Михайлович

24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.

25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.