В закладки
КонтактыО сайте

Как приручить дракона все герои. Как приручить дракона вики драконы. Настольная игра Огненные Драконы

Странная, поэтичная, причудливая история города Макондо, затерянного где-то в джунглях, - от сотворения до упадка.История рода Буэндиа - семьи, в которой чудеса столь повседневны, что на них даже не обращают внимания.Клан Буэндиа порождает святых и грешников, революционеров, героев и предателей, лихих авантюристов - и женщин, слишком прекрасных для обычной жизни.В нем кипят необычайные страсти - и происходят невероятные события.Однако эти невероятные события снова и снова становятся своеобразным волшебным зеркалом, сквозь которое читателю является подлинная история Латинской Америки.

Описание добавлено пользователем:

«Сто лет одиночества» - сюжет

Почти все события романа происходят в вымышленном городке Макондо, но имеют отношение к историческим событиям в Колумбии. Город был основан Хосе Аркадио Буэндиа, волевым и импульсивным лидером, глубоко заинтересованным в тайнах вселенной, которые ему периодически открывали заезжие цыгане во главе с Мелькиадесом. Город постепенно растёт, и правительство страны проявляет интерес к Макондо, но Хосе Аркадио Буэндиа оставляет руководство городом за собой, переманив присланного алькальда (мэра) на свою сторону.

В стране начинается гражданская война, и скоро в неё втягиваются жители Макондо. Полковник Аурелиано Буэндиа, сын Хосе Аркадио Буэндиа, собирает группу добровольцев и отправляется на борьбу против консервативного режима. Пока полковник участвует в военных действиях, Аркадио, его племянник, берёт руководство городом на себя, но становится жестоким диктатором. Через 8 месяцев его правления консерваторы захватывают город и расстреливают Аркадио.

Война длится несколько десятков лет, то затихая, то вспыхивая с новой силой. Полковник Аурелиано Буэндиа, утомлённый бессмысленной борьбой, заключает мирный договор. После того, как договор подписан, Аурелиано возвращается домой. В это время в Макондо прибывает банановая компания вместе с тысячами мигрантов и иностранцев. Город начинает процветать, и один из представителей рода Буэндиа — Аурелиано Второй быстро богатеет, выращивая скот, который, благодаря связи Аурелиано Второго с любовницей, магически быстро размножается. Позже, во время одной из забастовок рабочих, Национальная армия расстреливает демонстрацию и, погрузив тела в вагоны, сбрасывает их в море.

После банановой бойни город в течение почти пяти лет попадает под непрерывные дожди. В это время рождается предпоследний представитель рода Буэндиа — Аурелиано Бабилонья (первоначально именовавшийся Аурелиано Буэндиа, прежде, чем он обнаружит в пергаментах Мелькиадеса, что Бабилонья — фамилия его отца). А когда дожди прекращаются, в возрасте более чем 120 лет умирает Урсула, жена Хосе Аркадио Буэндиа, основателя города и рода. Макондо же становится заброшенным и пустынным местом, в котором не родится скот, а здания разрушаются и зарастают.

Аурелиано Бабилонью вскоре остался один в разваливающемся доме Буэндиа, где он изучал пергаменты цыгана Мелькиадеса. Он на некоторое время прекращает их расшифровку из-за бурного романа со своей тётей Амарантой-Урсулой. Когда она умирает при родах, а их сын (который рождается со свиным хвостиком) съеден муравьями, Аурелиано наконец расшифровывает пергаменты. Дом и город попадают в смерч, как говорится в столетних записях, в которых содержалась целая история семейства Буэндиа, предсказанная Мелькиадесом. Когда Аурелиано завершает переводить, город окончательно стирается с лица земли.

История

Роман «Сто лет одиночества» был написан Маркесом в течение 18 месяцев, между 1965 и 1966 годами в Мехико. Оригинальная идея этого произведения появилась в 1952 году, когда автор посетил свою родную деревню Аракатака в компании матери. В его рассказе «День после субботы», опубликованном в 1954 году, первый раз появляется Макондо. Свой новый роман Маркес планировал назвать «Дом», но в итоге передумал, чтобы избежать аналогий с романом «Большой дом», опубликованном в 1954 году его другом Альваро Самудио.

Награды

Признан шедевром латиноамериканской и мировой литературы. Это одно из самых читаемых и переводимых произведений на испанском языке. Отмечен как второе по важности произведение на испанском после «Дон Кихота» Сервантеса на IV Международном конгрессе испанского языка, который проводился в Картахене, Колумбия, в марте 2007 года. Первое издание романа было опубликовано в Буэнос-Айресе, Аргентина, в июне 1967 года тиражом 8000 экземпляров. Роман был удостоен премии Ромуло Гальегоса. На сегодняшний день продано более 30 миллионов экземпляров, роман переведен на 35 языков мира.

Критика

"...роман Гарсиа Маркеса - это воплощение свободного воображения. Одно из величайших поэтических творений, которые я знаю. Каждая отдельная фраза - это всплеск фантазии, каждая фраза - неожиданность, изумление, хлесткий ответ на презрительное отношение к роману, высказанному в "Манифесте сюрреализма" (и в то же время дань уважения сюрреализму, его

вдохновению, его веяниям, пронизавшим столетие).

Роман Гарсиа Маркеса "Сто лет одиночества" стоит в начале дороги, ведущей в противоположном направлении: там нет никаких сцен! Они полностью растворены в завораживающих потоках повествования. Я не знаю ни одного подобного примера такого стиля. Как если бы роман вернулся на века назад к повествователю, который ничего не описывает, который только рассказывает, но рассказывает с прежде никогда не виданной свободой фантазии." Милан Кундера.Занавес.

Рецензии

Рецензии на книгу «Сто лет одиночества»

Пожалуйста, зарегистрируйтесь или войдите, чтобы оставить рецензию. Регистрация займет не более 15 секунд.

Потрясающяя книга! Настолько проста и вместе с тем настолько глубокая! Столько в ней магии, таинственности, любви и одиночества, столько героев и столько горечи! Из серии тех книг, которые читаются на одном дыхании...

Полезная рецензия?

/

1 / 3

Anna M

Роман, бесспорно великолепен)

Очень часто натыкалась на книгу "Сто лет одиночества" и постоянно откладывала в дальний угол. Не знаю, наверное, отталкивало название... И совсем случайно, моя знакомая поделилась своими впечатлениями, о прочтенной книге) я просто была дико удивлена, та самая книга! И я просто обязана ее прочесть, сюжет захватил моментально!

Немного было трудно ориентироваться с именами, так много и не успеваешь проложить эту цепочку: кто? куда? с кем?... Приходилось несколько раз перечитывать.

Так мгновенно погружаешься с жизнь вымышленного города, не мало было моментов, что просто завораживали. Интересная история, столько судеб разных, но связанных между собой. Так и хочется настрочить на несколько страниц рецензию, да мысли все сбегаются в кучу, от грандиозного впечатления, их просто не успеваю писать.

Книга наделена эмоциями, до глубины души раздирающими, историю можно долго описывать! Советую прочитать) Заметите, как ваше сердце и душа наполнится колоссальным удовольствием, от прочтения)!

Полезная рецензия?

/

3 / 0

Green Sky

Роман «Сто лет одиночества» Гарсиа Маркес писал 18 месяцев. Это было в Мехико в 1965-1966 годах. Идея книги у автора появилась, когда он в 1952 году покинул родную деревню Аракатака вместе с матерью. Это странный, поэтичный, причудливый рассказ о городе Макондо, который затерян в джунглях.

По сюжету романа все события происходят в выдуманном городе Макондо, но эти события имеют отношение к истории Колумбии. Этот город основал Хосе Аркадио Буэндиа – волевой и импульсивный лидер, который глубоко заинтересован тайнами вселенной. Эти тайны ему поведали заезжие цыгане. Город растет и развивается и это беспокоит правительство страны. Основатель и руководит городом. При этом успешно переманивает присланного мэра на свою сторону.

Но вскоре в стране разгорается гражданская война и в нее втягиваются жители города Макондо. Полковник Аурелиано Буэндиа и сын Хосе Аркадио Буэндиа собирают группу добровольцев для борьбы против консервативного режима. Во время пребывания полковника на войне, городом управляет его племянник Аркадио и становится жестоким диктатором. Спустя 8 месяцев город захватывают враги и консерваторы расстреливают Аркадио.

Война тянется десятки лет. Полковник уже очень утомлен борьбой. Ему удается заключить мирный договор, после подписания которого Аурелиано едет домой. А в то же время в Макондо переезжает банановая компания с мигрантами и иностранцами. Город процветает и один из рода Буэндиа, а именно Аурелиано Второй выращивает скот и быстро богатеет. Позже происходит забастовка рабочих и Национальная армия расстреливает демонстрантов, а тела их грузят в вагоны и сбрасывают в море.

После этой бойни в городе непрерывно в течении 5 лет идет дождь. В это время на свет появляется предпоследний в роду Буэндиа. Имя его Аурелиано Вавилонья. Дождь перестает идти и в возрасте более 120 лет уходит из жизни жена Хосе Аркадио Буэндиа Урсула. А Макондо становится пустым и заброшенным местом, где даже не рождается скот, здания рушатся.

Аурелиано Вавилонья остается сам в полуразрушенном доме Буэндиа, где он изучает пергаменты цыгана Мелькиадеса. Но на какое-то время он прекращает заниматься изучением пергаментов из-за того, что заводит бурный роман со своей тётей Амарантой Урсулой, которая окончила учебу в Бельгии и приехала домой. Во время родов их сына Амаранта умирает. Новорожденный сын оказывается со свиным хвостиком, но его съедают муравьи. Аурелиано все же расшифровывает пергаменты. Город попадает в смерч и он вместе с домом стираются с лица Земли.

Цитаты из книги «Сто лет одиночества» Габриэль Гарсиа Маркес:

… любовники очутились в безлюдном мире, единственной и вечной реальностью в нем была любовь.

В его мыслях о близких не было сентиментальности - он сурово подводил итоги своей жизни, начиная понимать, как сильно любил в действительности тех людей, которых больше всего ненавидел.

… это была война, обреченная на поражение, война против «уважающих вас», «ваших покорных слуг», которые все обещали дать, да так никогда и не дали ветеранам пожизненных пенсий.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Исторический контекст

Роман «Сто лет одиночества» был написан Гарсиа Маркесом в течение 18 месяцев, между 1965 и 1966 годами в Мехико . Оригинальная идея этого произведения появилась в 1952 году, когда автор посетил свою родную деревню Аракатака в компании матери. В его рассказе «День после субботы», опубликованном в 1954 году, первый раз появляется Макондо. Свой новый роман Гарсиа Маркес планировал назвать «Дом», но в итоге передумал, чтобы избежать аналогий с романом «Большой дом», опубликованным в 1954 году его другом Альваро Самудио .

Первый, считающийся классическим, перевод романа на русский язык принадлежит Нине Бутыриной и Валерию Столбову . Современный перевод, получивший распространение сейчас на книжных рынках, был выполнен Маргаритой Былинкиной. В 2014 году перевод Бутыриной и Столбова был переиздан, эта публикация стала первой легальной версией .

Композиция

Книга состоит из 20 неименованных глав, в которых описывается история, закольцованная во времени: события Макондо и семьи Буэнди́а, например, имена героев, повторяются снова и снова, объединяя фантазию и реальность. В первых трёх главах рассказывается о переселении группы людей и основании деревни Макондо. С 4 по 16 главы повествуется об экономическом, политическом и социальном развитии селения. В последних главах романа показан его закат.

Почти все предложения романа построены в косвенной речи и довольно длинны. Прямая речь и диалоги почти не используются. Примечательно предложение из 16-й главы , в котором Фернанда дель Карпио причитает и жалеет себя, в печатном виде оно занимает две с половиной страницы.

История написания

«…У меня была жена и двое маленьких сыновей. Я работал пиар-менеджером и редактировал киносценарии. Но чтобы написать книгу, нужно было отказаться от работы. Я заложил машину и отдал деньги Мерсе́дес. Каждый день она так или иначе добывала мне бумагу, сигареты, все, что необходимо для работы. Когда книга была кончена, оказалось, что мы должны мяснику 5000 песо - огромные деньги. По округе пошёл слух, что я пишу очень важную книгу, и все лавочники хотели принять участие. Чтобы послать текст издателю, необходимо было 160 песо, а оставалось только 80. Тогда я заложил миксер и фен Мерседес. Узнав об этом, она сказала: „Не хватало только, чтобы роман оказался плохим“».

Из интервью Гарсиа Маркеса журналу Esquire

Центральные темы

Одиночество

На протяжении романа всем его героям назначено судьбой страдать от одиночества , которое является врожденным «пороком» семьи Буэнди́а. Селение, где происходит действие романа, Макондо, также одинокое и отделённое от современного ему мира, живёт в ожидании визитов цыган, привозящих с собой новые изобретения, и в забвении, в постоянных трагических событиях в истории культуры, описанной в произведении.

Одиночество более всего заметно в полковнике Аурелиано Буэнди́а, поскольку его неспособность выражать свою любовь заставляет его уходить на войну, оставляя своих сыновей от разных матерей в разных селениях. В другом случае, он просит начертить вокруг себя трёхметровый круг, чтобы к нему никто не приближался. Подписав мирный договор, он стреляет себе в грудь, чтобы не встречаться со своим будущим, но из-за своей неудачливости не достигает цели и проводит свою старость в мастерской, изготавливая золотых рыбок в честном согласии с одиночеством.

Другие герои романа также терпели последствия одиночества и заброшенности:

  • основатель Макондо Хосé Аркáдио Буэнди́а (много лет провёл в одиночестве под деревом);
  • У́рсула Игуарáн (жила в уединении своей старческой слепоты);
  • Хосе Аркадио и Ребека (ушли жить в отдельный дом, чтобы не позорить семью);
  • Амаранта (была всю жизнь незамужней);
  • Геринéльдо Мáркес (всю жизнь ждал так и не полученных пенсии и любви Амаранты);
  • Пьетро Кре́спи (отвергнутый Амарантой самоубийца);
  • Хосе Аркадио Второй (после увиденного расстрела никогда и ни с кем не вступал в отношения и провёл свои последние годы, запершись в кабинете Мельки́адеса);
  • Фернанда дель Карпио (была рождена, чтобы стать королевой и первый раз покинула свой дом в 12 лет);
  • Рената Ремéдиос «Ме́ме» Буэнди́а (была отправлена в монастырь против своей воли, но совершенно безропотно после несчастия с Маурисьо Бабилонья, прожив там в вечном молчании);
  • Аурелиано Бабилонья (жил, запершись в мастерской полковника Аурелиано Буэндиа, а после смерти Хосе Аркадио Второго перебрался в комнату Мельки́адеса).

Одна из основных причин их одинокой жизни и отрешённости - неспособность любить и предрассудки, которые были разрушены отношениями Аурелиано Бабилонья и Амаранты Урсулы, чье незнание своего родства привело к трагическому финалу истории, в которой единственный сын, зачатый в любви, был съеден муравьями. Этот род не способен был любить, поэтому они были обречены на одиночество. Был исключительный случай между Аурелиано Вторым и Петрой Кóтес: они любили друг друга, но у них не было и не могло быть детей. Единственная возможность иметь дитя любви у члена семьи Буэнди́а заключается в отношениях с другим членом семьи Буэнди́а, что и произошло между Аурелиано Бабилонья и его тетей Амарантой Урсулой. Кроме того, этот союз зародился в любви, предназначенной для смерти, любви, покончившей с родом Буэнди́а.

Наконец, можно говорить о том, что одиночество проявилось во всех поколениях. Самоубийство, любовь, ненависть, предательство, свобода, страдания, тяга к запретному - второстепенные темы, которые на протяжении романа меняют наши взгляды на многое и дают понять, что в этом мире мы живём и умираем в одиночестве.

Реальность и вымысел

В произведении фантастические события преподносятся через обыденность, через ситуации, которые для персонажей не являются аномальными. Также и исторические события Колумбии , например, гражданские войны между политическими партиями, массовое убийство работников банановых плантаций (в 1928 году транснациональная банановая корпорация «Юнайтед Фрут » совершила при помощи правительственных войск жестокую резню сотен забастовщиков, ожидавших возвращения делегации с переговоров после массовых протестов), отражены в мифе о Макондо. Такие события, как вознесение на небо Ремедиос, пророчества Мелькиадеса, появление умерших персонажей, необычные предметы, привозимые цыганами (магнит, лупа, лёд)… врываются в контекст реальных событий, отраженных в книге, и призывают читателя войти в мир, в котором возможны самые невероятные события. Именно в этом заключается такое литературное течение как магический реализм , характеризующий новейшую латиноамериканскую литературу.

Инцест

Отношения между родственниками обозначаются в книге через миф о рождении ребёнка со свиным хвостиком. Несмотря на это предупреждение, отношения возникают вновь и вновь между разными членами семьи и в разных поколениях на протяжении всего романа.

История начинается с отношений между Хосе Аркадио Буэндиа и его двоюродной сестрой Урсулой, которые росли вместе в старом посёлке и много раз слышали о своём дяде, имевшем свиной хвостик. Впоследствии Хосе Аркадио (сын основателя) женился на Ребеке, приёмной дочери, которая предположительно была его сестрой. Аркадио был рожден от Пилар Тернерa, и не подозревал, почему она не отвечала на его чувства, так как не знал ничего о своем происхождении. Аурелиано Хосе влюбился в свою тетю Амаранту, предложил ей женитьбу, но получил отказ. Также можно назвать близкими к любви отношения между Хосе Аркадио (сыном Аурелиано Второго) и Амарантой, тоже неудавшиеся. В конце концов развиваются отношения между Амарантой Урсулой и её племянником Аурелиано Вавилонья, которые даже не подозревали о своем родстве, поскольку Фернанда, бабушка Аурелиано и мать Амаранты Урсулы, скрыла тайну его рождения.

Эта последняя и единственно искренняя любовь в истории семьи, как это ни парадоксально, стала виной гибели рода Буэндиа, которая была предсказана в пергаментах Мельки́адеса.

Сюжет

Почти все события романа происходят в вымышленном городке Макондо, но имеют отношение к историческим событиям в Колумбии . Город был основан Хосе Аркадио Буэндиа, волевым и импульсивным лидером, глубоко заинтересованным в тайнах вселенной, которые ему периодически открывали заезжие цыгане во главе с Мелькиадесом. Город постепенно растёт, и правительство страны проявляет интерес к Макондо, но Хосе Аркадио Буэндиа оставляет руководство городом за собой, переманив присланного алькальда (мэра) на свою сторону.

Отрывок, характеризующий Сто лет одиночества

– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.

Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.

Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.

Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка, Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.

Третий ребёнок Хосе Аркадио Буэндиа и Урсулы. Амаранта растёт вместе со своей троюродной сестрой Ребекой, они одновременно влюбляются в итальянца Пьетро Креспи, тот отвечает взаимностью Ребеке, и с тех пор она становится злейшим врагом Амаранты. В минуты ненависти Амаранта даже пытается отравить соперницу. После того, как Ребека выходит замуж за Хосе Аркадио, она теряет всякий интерес к итальянцу. Позднее Амаранта отвергает и полковникаХеринельдо Маркеса, оставшись в итоге старой девой. В неё были влюблены и мечтали о сексе с ней племянник Аурелиано Хосе и внучатый племянник Хосе Аркадио. Но умирает Амаранта девственницей в глубокой старости, в точности как ей предсказала сама смерть - после того, как она закончила вышивать погребальный саван.

Ребека - сирота, которую удочерили Хосе Аркадио Буэндиа и Урсула. Ребека пришла в семью Буэндиа в возрасте около 10 лет с мешком. Внутри него были кости её родителей, которые являлись двоюродными родственниками Урсулы. Сначала девочка была чрезвычайно робкой, почти не разговаривала и имела привычки есть землю и извёстку со стен дома, а также сосать свой палец. Когда Ребека взрослеет, её красота пленяет итальянца Пьетро Креспи, но их свадьбапостоянно откладывается из-за многочисленных трауров. В итоге эта любовь делает её и Амаранту, которая также влюблена в итальянца, злейшими врагами. После возвращения Хосе Аркадио, Ребека выходит наперекор воле Урсулы за него замуж. За это влюблённую пару изгоняют из дома. После смерти Хосе Аркадио, Ребека, озлобившись на весь мир, запирается в доме в одиночестве под заботой своей служанки. Позднее 17 сыновей полковника Аурелиано пытаются отремонтировать дом Ребеки, но им удаётся лишь обновить фасад, входную дверь им не открывают. Умирает Ребека в глубокой старости, со своим пальцем во рту.

Аркадио - незаконнорождённый сын Хосе Аркадио и Пилар Тернеры. Он - школьный учитель, однако берёт на себя руководство Макондо по требованию полковника Аурелиано, когда тот покидает город. Становится деспотичным диктатором. Аркадио старается искоренить церковь, начинаются гонения на живущих в городе консерваторов (в частности на дона Аполинара Москоте). Когда он пытается казнить Аполинара за ехидное замечание, Урсула не выдержав по-матерински высекает его как маленького ребёнка. Получив информацию о том, что силы консерваторов возвращаются, Аркадио принимает решение бороться с ними теми малыми силами, что есть в городе. После поражения и захвата города консерваторами он был расстрелян.

Незаконнорождённый сын полковника Аурелиано и Пилар Тернеры. В отличие от сводного брата Аркадио, знал тайну своего происхождения и общался с матерью. Был воспитан тёткой, Амарантой, в которую был влюблён, однако не смог её добиться. Одно время сопровождал отца в его походах, участвовал в боевых действиях. Вернувшись в Макондо, был убит в результате неповиновения властям.

Сын Аркадио и Санты Софии де ла Пьедад, брат-близнец Хосе Аркадио Второго. О его детстве можно прочитать выше. Вырос огромным как его дед Хосе Аркадио Буэндиа. Благодаря страстной любви между ним и Петрой Котес её скот размножался так стремительно, что Аурелиано Второй стал одним из самых богатых людей в Макондо и к тому же самым весёлым и гостеприимным хозяином. «Плодитесь, коровы, жизнь коротка!» - такой девиз был на поминальном венке, принесённым его многочисленными друзьями-собутыльниками на его могилу. Женился он, правда, не на Петре Котес, а на Фернанде дель Карпио, которую долго искал после карнавала по единственной примете - она самая красивая женщина в мире. С ней у него было трое детей: Амаранта Урсула, Хосе Аркадио и Рената Ремедиос, с которой он был особенно близок.

Амаранта У́рсула - младшая дочь Фернанды и Аурелиано Второго. Очень похожа на Урсулу (жену основателя рода), которая умерла, когда Амаранта была совсем маленькой. Она так и не узнала, что мальчик, присланный в дом Буэндиа, - её племянник, сын Меме. Она родила от него ребёнка (со свиным хвостиком), в отличие от остальных своих родственников - в любви. Она училась в Бельгии, но вернулась из Европы в Макондо со своим мужем, Гасто́ном, привезя с собой клетку с полсотней канареек, чтобы в Макондо снова стали жить птицы, которые поубивались после смерти Урсулы. Позже Гастон вернулся в Брюссель по делам и как ни в чём не бывало принял новость о романе между своей женой и Аурелиано Вавилонья. Амаранта Урсула умерла во время родов своего единственного сына, Аурелиано, положившего конец роду Буэндиа.

Сын Аурелиано Вавилоньи и его тёти, Амаранты Урсулы. При его рождении сбылось старое предсказание Урсулы - ребёнок родился со свиным хвостиком, ознаменовав конец семьи Буэндиа. Несмотря на то, что его мать хотела назвать ребёнка Родриго, отец решил дать ему имя Аурелиано, следуя семейной традиции. Это единственный за целый век член семьи, рождённый в любви. Но, поскольку семья была обречена на сто лет одиночества, он не мог выжить. Аурелиано был съеден муравьями, которые заполонили дом из-за потопа, - именно так, как об этом было написано в эпиграфе к пергаментам Мелькиадеса: «Первый в роду будет к дереву привязан, последнего в роду съедят муравьи».

Мелькиадес

Мелькиадес - член табора цыган, которые навещали Макондо каждый год в марте, демонстрируя удивительные предметы со всего мира. Мелькиадес продает Хосе Аркадио Буэндиа несколько новых изобретений, в том числе пару магнитов и алхимическую лабораторию. Позже цыгане сообщают, что Мелькиадес умер в Сингапуре, но, тем не менее, возвращается, чтобы жить с семьей Буэндиа, заявляя, что он не смог вынести одиночество смерти. Он остаются у Буэндиа и начинает писать загадочные пергаменты, которые в будущем расшифрует Аурелиано Вавилонья, и на которых начертано пророчество о конце рода Буэндиа. Мелькиадес умирает во второй раз, утонув в реке рядом с Макондо, и, после большой церемонии, организованной Буэндиа, становится первым человеком, похороненным в Макондо. Его имя происходит от Мельхиседека из Старого Завета, чей источник власти как первосвященника был загадочным.

Пилар Тернера

Пилар - местная женщина, которая спала с братьями Аурелиано и Хосе Аркадио. Она становится матерью их детей, Аурелиано Хосе и Аркадио. Пилар читает будущее по картам и очень часто делает точные, хоть и туманные, предсказания. Она тесно связана с Буэндиа на протяжении всего романа, помогая им своими предсказаниями по картам. Она умирает спустя некоторое время после того, как ей исполнилось 145 лет (после этого она перестала считать), доживая до самых последних дней Макондо.

Слово "Ternera" с испанского означает телятина, что подходит к тому, как с ней обращались Хосе Аркадио, Аурелиано и Аркадио. Также это может быть измененным словом "ternura", что по-испански означает "нежность". Пилар часто представляется как любящая фигура, и автор часто использует имена в подобной манере.

Она играет важную часть в сюжете, т.к. является связью между вторым и третьим поколениями семьи Буэндиа. Автор подчеркивает ее важность, заявляя после ее смерти: "Это был конец."

Пьетро Креспи

Пьетро - очень красивый и вежливый итальянский музыкант, который заведует музыкальной школой. Он устанавливает пианолу в доме Буэндиа. Он обручается с Ребекой, но Амаранта, которая также была влюблена в него, умудряется откладывать свадьбу на годы. Когда Хосе Аркадио и Ребека решают пожениться, он начинает свататься к Амаранте, которая была настолько озлобленна, что жестоко отвергает его. Подавленный потерей обеих сестер, он совершает суицид.

Петра Котес

Петра - темнокожая женщина с золотисто-карими глазами, похожими на глаза пантеры. Она любовница Аурелиано Второго и любовь всей его жизни. Она приехала в Макондо будучи подростком вместе со своим первым мужем. После смерти своего мужа она завязывает отношения с Хосе Аркадио Вторым. Когда она встречает Аурелиано Второго, она и с ним завязывает отношения, не зная, что это - два разных человека. После того, как Хосе Аркадио Второй решает покинуть ее, Аурелиано Второй получает ее прощение и остается с ней. Он продолжает видиться с ней, даже после своей свадьбы. В конце концов он начинает жить с ней, что сильно ожесточает его жену, Фернанду дель Карпио. Когда Аурелиано и Петра занимаются любовью, их животные плодятся с невиданной скоростью, но все они, в итоге, вымирают во время 4 лет дождя. Петра зарабатывает деньги, проводя лотереи и обеспечивает корзинами с едой Фернанду и ее семью после смерти Аурелиано Второго.

Мистер Герберт и мистер Браун

Мистер Герберт - гринго, который однажды появился в доме Буэндиа, чтобы пообедать. Впервые попробовав местные бананы, он добивается открытия банановой компанией плантации в Макондо. Плантацией управляет властный мистер Браун. Когда Хосе Аркадио Второй добивается забастовки рабочих на плантации, компания заманивает более 3 тысяч бастующих и пулеметы расстреливают их на городской площади. Банановая компания и правительство полностью укрывают происшествие. Хосе Аркадио - единственный, кто помнит о бойне. Компания приказывает армии уничтожить любое сопротивление и навсегда покидает Макондо. Происшествие скорее всего основано на Банановой Резне, которая произошла в Сьенаге, Магдалена в 1928 году.

Маурисио Вавилонья

Маурисио - брутально честный, великодушный и красивый механик, работающий на банановую компанию. Говорят, что он является потомком одного из цыган, что приходили в Макондо, когда город был еще маленькой деревенькой. У него была необычная особенность - он был постоянно окружен желтыми бабочками, которые даже определенное количество времени следовали за его возлюбленными. Он завязывает романтические отношения с Меме до тех пор, пока об этом не узнает Фернанда и не пытается положить этому конец. Когда Маурисио пытается в очередной раз пробраться в дом, чтобы увидеть Меме, Фернанда добивается того, что его подстрелили как вора кур. Парализованный и прикованный к постели, он проводит остаток своей долго жизни в одиночестве.

Гастон - состоятельный бельгийский муж Амаранты Урсулы. Она выходит за него замуж в Европе и переезжает в Макондо, ведя его на шелковом поводке. Гастон на 15 лет старше своей жены. Он авиатор и искатель приключений. Когда они вместе с Амарантой Урсулой переехали в Макондо, он, думая, что это лишь вопрос времени когда она поймет, что европейские способы здесь не работают. Как бы то ни было, когда он понимает, что его жена собирается остаться в Макондо, он добивается того, чтобы его аэроплан перевозили на корабле, чтобы он начал службу по доставке воздушных писем. Самолет был по ошибке отвезен в Африку. Когда он отправляется туда, чтобы заполучить его, Амаранта пишет ему о своей любви к Аурелиано Вавилонья Буэндиа. Гастон перешагивает через эти новости, только прося их перевезти ему его велосипед.

Полковник Геринельдо Маркез

Он друг и товарищ полковника Аурелиано Буэндиа. Он безрезультатно сватался к Амаранте.

Габриэль Гарсиа Маркез

Габриэль Гарсиа Маркез всего лишь незначительный персонаж в романе, но он назван именем автора. Он праправнук полковника Геринельдо Маркеза. Он и Аурелиано Вавилонья - близкие друзья потому, что они знают историю города, в которую никто больше не верит. Он уезжает в Париж, выиграв конкурс, и решает остаться там, продавая старые газеты и пустые бутылки. Он один из немногих, кто сумел покинуть Макондо до того, как город полностью уничтожен.

Роман был написан в 1967 году, когда автору было 40 лет. К этому времени Маркес успел поработать корреспондентом нескольких латиноамериканских , пиар-менеджером и редактором киносценариев, а на его литературном счету было несколько опубликованных и повестей.

Замысел нового романа, который в первоначальном варианте хотел назвать «Дом», зрел у него уже давно. Некоторых своих персонажей он даже успел описать на страницах своих предыдущих книг. Роман задумывался как широкое эпическое полотно, описывающее жизнь многочисленных представителей семи поколений одной семьи, поэтому над ним занимала у Маркеса все основное время. Ему пришлось оставить всю другую работу. Заложив машину, Маркес эти деньги отдал жене, чтобы она смогла содержать двух их сыновей и обеспечивать писателя бумагой, кофе, сигаретами и кое- едой. Надо сказать, что в конце концов семье даже пришлось продавать бытовую технику, поскольку денег не стало совсем.

В результате непрерывной 18-тимесячной на свет появился роман «Сто лет одиночества», настолько необычный и самобытный, что многие издательства, куда Маркес обращался с ним, просто отказывались его печатать, совсем не уверенные в его успехе у публики. Первое издание романа вышло тиражом всего 8 тысяч экземпляров.

Хроника одной семьи

По своему литературному жанру роман относится к так называемому магическому реализму. В нем настолько тесно переплетена действительность, мистика и фантастика, что каким-то образом разделить их просто не получается, поэтому нереальность происходящего в нем становится что ни на есть ощутимой реальностью.

«Сто лет одиночества» описывает историю только одной семьи, но это вовсе не перечень происходящих с героями событий. Это закольцованное время, начавшее вить свои спирали семейной истории с инцеста и закончившее эту историю тоже инцестом. Колумбийская традиция давать одни и те же семейные имена еще больше подчеркивает эту закольцованность и неизбежную цикличность, ощущая которую все представители рода Буэндиа всегда испытывают внутреннее одиночество и принимают его с философской обреченностью.

На самом деле пересказать этого просто невозможно. Как и всякое гениальное произведение, оно написано только для одного конкретного читателя и этот читатель – вы. Каждый воспринимает и понимает его по-своему. Быть может поэтому, в то время, как многие произведения Маркеса уже экранизированы, ни один из режиссеров не берется за то, чтобы перенести на экран героев этого мистического романа.

Поделиться:

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд 5,00 / 3
Главная →Мультимедиа и видео →Как приручить дракона все герои. Как приручить дракона вики драконы. Настольная игра Огненные Драконы →
Статьи по теме: